О чем молчали газеты 30 лет назад

[i][b]29 сентября[/i]В этот день главный режиссер Театра на Таганке Юрий Любимов получил к своему 60-летию от власть предержащих подарок: его наградили орденом Трудового Красного Знамени. Дар был более чем неожиданный, учитывая то, что каких-нибудь несколько месяцев назад «Правда» разгромила его спектакль «Мастер и Маргарита», и многие предрекали после этого закат карьеры прославленного режиссера. Ан нет – его наградили орденом, да еще пообещали через месяц отпустить с труппой театра в первую западную гастроль – во Францию.[/b]Свой день рождения Любимов отмечал на следующий день. Эта дата была примечательна тем, что именно тогда произошло примирение юбиляра с его коллегой Анатолием Эфросом. Судьба развела двух этих великих режиссеров два года назад, когда Эфрос поставил на «Таганке» «Вишневый сад».Любимов приревновал Эфроса к исключительному успеху постановки. Вражда двух режиссеров угнетала весь театр. Корифеи не только не здоровались друг с другом, но старались даже не встречаться на одной территории: если к театру подъезжал кто-то из них и видел у входа машину недруга (у Любимова был «Ситроен», у Эфроса – «Жигули»), то тут же разворачивался и уезжал. Высоцкий три раза приглашал режиссеров к себе в гримерную, чтобы попытаться их помирить, но все было напрасно. Как вдруг в день 60-летия Любимова чудо свершилось. Вот как об этом вспоминает В. Золотухин: «Таганка» празднует 60-летие своего создателя. В театре шумно. Труппа сидит на полу, на афишах знаменитых любимовских спектаклей. Праздник, победа, удача, впереди – Париж, огромное месячное турне. Бренчат гитары, работает дешевый ресторан. Это актрисы под капусту и соленые огурчики наливают именитым гостям по шкалику водки. Пьянство коллективное еще не запрещено. Любимов разгорячен. Только что знаменитый поэт Вознесенский преподнес юбиляру огромного глиняного раскрашенного Петуха Петровича. Держит его в руках, говорит разные слова и заканчивает: «Чтобы в ваших спектаклях никогда не было пошлости и безвкусицы!» – и расшибает вдребезги Петьку об пол... Лихо! Лихо! Мало кто понял метафору, но – лихо. Может быть, Андрей Андреевич намекал Мастеру на живого петуха, появляющегося в «Гамлете»... раздражал его живой петух в трагедии Шекспира или просто ради хохмы?.. Но вдруг среди грома, шума и веселья образовалась та самая звенящая тишина. Она образовалась не сразу, а с первым шепотом-известием, что по маршу лестницы поднимается Эфрос и с ним два-три его артиста. Эфрос поднимается в логово к своему врагу, сопернику, жуткому скандалисту. Он поднимается... он приближается.Театр замер, обмер... что-то будет, что, думали все, может выкинуть, в первую очередь, Любимов – вот чего боялись знающие о конфликте. Эфрос подошел близко и тихо-тихо, но точно ставя слова в ряд образной формулы произнес: «Юра, я хочу в этот день подарить тебе то, что ты так любишь и что так хочешь и стремишься иметь» – и подает ему старую книгу. Юра разворачивает и читает: А. Чехов, «Вишневый сад». И Юра поплыл. Он заплакал. Хотя он ненавидит у мужчин, у артистов слезы. Слезы – это сантимент, который надо задавить сразу, как гаденыша, в зародыше...»[i][b]5 октября[/i]В этот день в «Вечерней Москве» был опубликован короткий некролог на Джамал-Эддина Магомаева. В заметке сообщалось, что он работал главой постпредства Азербайджана в Москве и умер после непродолжительной болезни. Больше никакой информации не было. Между тем этот человек был родным дядей знаменитого певца Муслима Магомаева. Более того, покойный был самым дорогим человеком для певца, заменив ему отца, погибшего на фронте[/b].А все дело в том, что Джамал-Эддин задумал переоборудовать в здании постпредства свой большой кабинет под кабинет для главы Азербайджана Гейдара Алиева. До этого у того были маленькие аппартаменты возле лестничного пролета. Сам Алиев был не в курсе этих планов, но кто-то из правительства республики, не желая возиться с проблемами, связанными с перепланировкой в здании постпредства и выделением денег под это дело, позвонил в Москву и солгал постпреду о том, что Алиев крайне недоволен его инициативой. Джамал-Эддин так расстроился, что у него заболело сердце.Между тем Алиев в начале октября приехал в Москву, чтобы принять участием в сессии Верховного Совета СССР, которая должна была открыться 4 октября и где должна была быть принята новая Конституция СССР. Постпред лично встречал Алиевав аэропорту, надеясь, что тот сам объяснит ему свое отношение к задуманной им перепланировке. Но Алиев ничего ему не сказал, поскольку был абсолютно не в курсе происходящего. А дядя Магомаева объяснил это по-своему: мол, глава республики не желает с ним об этом разговаривать. Поэтому, когда он вернулся домой, ему стало плохо. Магомаев в тот момент вместе с друзьями отдыхал в ресторане «Баку». В разгар веселья певец позвонил домой, чтобы узнать, вернулся ли дядя, и узнал от домашней хозяйки о случившемся. И тут же помчался к дяде.Вспоминает М. Магомаев: «Смотрю, дядя лежит с полотенцем на голове. «Очень, – говорит, – голова болит». Как мог, начал успокаивать его: «Голова может болеть и от погоды. На улице дождь». Спросил про Алиева. Дядя оживился: «Очень хорошо меня встретил, очень хорошо. Сердечно...». Вижу, что говорить ему трудно – скажет слово и отдыхает, дыхание переводит. Потом ему стало хуже. Неотложка. Одна, вторая... Уколы... Он держался до последнего, просил нас с Тамарой ([i]Тамара Синявская – жена певца[/i]. – [b]Ф.Р.[/b]) выйти из комнаты, не хотел, чтобы мы его видели таким – ослабевшим, беспомощным... Последние его жесты были в сторону шкафа. Я понял, о чем он хотел сказать: там, в шкафу, – дедовские архивы. Дядя завещал мне хранить их. Его увезли в больницу. Что-то оборвалось во мне. Я сидел у телефона.Выпил водки, но не опьянел – настолько был в подавленном состоянии, что она показалась мне простой водой. Такой была реакция организма на то, о чем предупредили врачи – дядя безнадежен.Поздно вечером позвонили из больницы и сказали, что мы можем приехать. Я застал дядю Джамала уже без сознания... Гейдар Алиевич тоже звонил в Кунцево.Не знаю уж,что там отвечали ему врачи. Наверное, обычные в таких случаях слова: состояние тяжелое, но стабильное. Возможно, скрывали от него, тянули время. В течение двух дней дядю всячески поддерживали, делали прямые уколы в сердце. Алиев должен был спокойно сделать свой ответственный доклад. Нельзя было в такой ситуации говорить ему о смерти постпреда республики. Как только закончилась телевизионная трансляция заседания, врачи уже могли сообщить о случившемся: Джамал-Эддин Муслимович Магомаев скончался, не приходя в сознание... Гейдар Алиевич спросил, где бы я хотел похоронить дядю?Конечно, на родине, в Баку, рядом с дедом, его отцом... Мы отправились с телом дяди на самолете Алиева. Похоронили с большими почестями. Гейдар Алиевич нес его гроб».