[b]Ему было 14, когда он снялся в фильме Элема Климова «Иди и смотри». Роль изуродованного войной белорусского мальчишки Флеры заставила всех рыдать. Спустя годы Алексей КРАВЧЕНКО снова появился на экранах – не мальчиком, но мужем. Причем мускулистым суперменом («Мама», «Цветы от победителей», «Фортуна», «Рождественская мистерия», «ДДД», «Спецназ», «Мужской сезон. Бархатная революция»). А совсем недавно мы увидели его на сцене – в спектаклях МХТ и… в составе рок-группы «Гуарана». [/b]Человек с характером, а не с ружьем – Алексей, вы так изменились… Похудели, постройнели… Себе нравитесь? – Сейчас – да. Это действительно я – в хорошей форме. И это для меня такой подстегивающий фактор в работе. Вот когда добрею, толстею – это уже не я. – Это вы для роли? Или… – Ну не специально… Просто все так сошлось… В какой-то момент я просто устал. Мне стало противно смотреть на себя в зеркало. Я понял, что меня это отражение не устраивает… К тому же мы выпускали спектакль во МХТе. Плюс съемки в фильме «Муха». – Вы там снова «человек с ружьем»? – Наоборот, в этом фильме мой герой никак не связан с оружием… Картина не об этом. Мой герой – шофер-дальнобойщик. Мы с ним абсолютно разные. Причем настолько, что, когда я выполнял задачу режиссера Владимира Котта, у меня даже сопротивление внутри появилось. Какая-то дисгармония. – Такой сложный характер? – Сложный. Сейчас идет озвучание, и какие-то вещи делаются еще более жесткими. Мой герой – такой оторва-гуляка. У него свои жизненные принципы. И они только во благо ему самому. Остальное его не волнует… Он живет в свое удовольствие. У него нет семьи, никого, ему нравится гулять. – Эта история о семейных ценностях? – Не совсем. Просто мой герой поставлен с учетом своего характера в определенную жизненную ситуацию, которая ломает его жизнь, его мировоззрение… А он не готов к этому. Но на готовность уже времени нет. – Интересная задача? – Безумно. И ужасно сложная. Но в этом весь кайф работы. – А подраться? – Нет, хотя в одной сцене моего героя избивают. Но это кино никак не связано со спортивно-драматическим амплуа. А вот танцевать мне пришлось. На пробах. Котт позвал меня и попросил попрыгать – вспомнить брейкданс, все эти молодежные танцы 80-х годов… Кстати, он сам хорошо танцует… Вот такие пробы были смешные – до седьмого пота. – Вам понравилось с ним работать? – Мне вообще нравится работать с режиссерами, которые не идут по моим личным штампам. Есть такие – что бы ты ни сделал в кадре – все здорово. А есть другие – такие, как Владимир Котт. Он досконально вникает во все – вплоть до мимики. Например, говорит – вот здесь не поднимай брови… То есть следит за мной и внешне… Позвездить не вышло – Вы сильно изменились за эти двадцать с лишним лет после «Иди и смотри»? – Добавилось кое-что… Я никогда не надевал на себя маску, не закрывался. Но с возрастом жизнь тебя учит… И бывают ситуации, когда ты открыто подходишь, а тебя – лопатой. Так рождается новый нарост, броня… – Как повлияла роль Флеры на вашу судьбу? – Климов вложил в меня отношение к работе. Не техническое ремесло, а настоящее творческое горение. Если ты работаешь – будь любезен, сжигай себя. Кто-то скажет, что это неправильно. Элем Германович меня так учил. С холодным носом невозможно быть в этой профессии. – А если бы не было Климова – стали бы актером? – Кто знает… Одному Богу известно. Но я всегда был такой… творческий романтик. Стал бы музыкантом – это да. – После фильма проснулись знаменитым? – На следующий день, как говорится… Помню, на Московском кинофестивале после показа люди, которые выходили из зала, бежали ко мне… Я так испугался… Потому что видел, как во время сеанса некоторых увозят на «скорой помощи»… Многие рыдали в голос… Я понимал, что апогей какой-то происходит. Хотя тогда еще не понимал сильного действия искусства. – Почувствовали себя звездой? – Но у меня никогда не было звездности. Как-то не сложилось у меня звездить… Скорее наоборот. Глядя на Климова, на всю группу, я понимал, что себя щадить не буду. Что должен пахать… – Родители не были против съемок? – Мама меня одна воспитывала. И сначала Элем Германович не разрешал ей приезжать. Но потом, как ни странно, он разрешил приехать – на эпизод, где сжигают деревню. И потом, когда узнал мою маму поближе как человека, стал звать ее на съемки. Понимал, что она сильная женщина…. – Потом предложения так и посыпались? – Совсем нет. Хотя сразу после «Иди и смотри» у меня было предложение от Шахназарова в «Курьер». Но мне не хватало опыта… Со мной надо было работать, чего никто делать не собирался… Моя диета – тортик целиком – И тогда вы стали качать мышцы? – Тогда культуристы были в моде. Потом перестройка началась… Мне это нравилось – спортивный дух, здоровый образ жизни… Но… я еще работал в Театре Вахтангова. И как-то Михаил Александрович Ульянов, проходя мимо меня (я весил тогда 120 кг), тихо сказал: «Похудей. Ты выходишь на сцену – и больше никого не видно. Огромное пятно». Я понял. И выбрал профессию. Другое дело, что я не могу совсем убрать мышцы тела. Поэтому приходится их поддерживать. Но не штангой, а аэробикой и диетой. Если я прихожу в зал – либо это бассейн, либо беговая дорожка. Для меня эталон мужской красоты не какое-то амебное тело, а с элементами мышц. – А для «Спецназа» потребовалась спецподготовка? – Нет, но я сам точно знал, как должен выглядеть мой герой. Я похудел на 10 килограммов. Потому что бегать по горам, прыгать, скакать по разным сопкам – это трудно в тяжелом весе. – Какая была диета? – Очень простая. Сначала со 104 килограммов я сбавил десять. И не думал останавливаться. У меня была планка – 80 кг. Мои друзья-диетологи посоветовали есть по 100–120 граммов. Я купил себе весы, исключил хлеб, сладкое, молочное. К спиртному я спокойный, меня оно не интересует. Свинину не ем вообще… Полюбил морепродукты – потому что на рыбе гораздо лучше себя чувствуешь, чем на мясе. Прошло месяца четыре. Я в тот период похудел на 20 кг. Это было быстро. Но вес около 85 кг как бы заморозился. И как себе гайки ни закручивай – он все равно держится. Потом опять он пошел вниз. В итоге я похудел на 25 кг. И на съемках «Мухи» весил 78–80. И режиссер даже просил немного поправиться – слишком острый подбородок. – А на сладкое так и не тянет? – Теперь стал есть. Причем с умом. Все-таки глюкоза нужна. Иначе слабеют мозговые функции, текст тяжело запоминаешь… И теперь могу съесть небольшой тортик целиком. А вес не растет… Прыжок до кучи – В ваших фильмах очень много трюков… – Всегда старался делать их сам. С удовольствием. Но свои силы и ситуацию просчитываю. Исключение – высотные трюки. Я не прыгаю с высоты. Есть печальный опыт. Как-то моему герою надо было прыгнуть в торфяную кучу с высоты метров десять. А была зима... И я залез на эту кучу, ногой ее промял и понял, что свежий торф только сверху, а внутри просто глыбы замороженные. Я сразу сказал, что этот трюк делать не буду. И предупредил каскадеров из Белоруссии. Они не особо меня послушали. И в итоге человек получил травму – разбил лицо о колени. – Приглашение Табакова в МХТ польстило? – Сначала был Кирилл Серебренников с его «Откровенными полароидными снимками» в Театре им. Пушкина. Через некоторое время он позвал меня в МХТ на роль Нила в горьковских «Мещанах». Потом он сделал «Господ Головлевых». И сейчас – «Человека-подушку». И все три сезона Олег Павлович меня звал к себе в МХТ. Но я не шел. – Почему? – Потому что уже отпахал семь лет в Вахтанговском театре и знаю, что такое кабала. Когда в труппе много известных актеров, ставка делается на кого-то одного. А я хочу играть то, что хочу, и не быть подневольным рабом. Но все-таки Художественный – это не Вахтанговский. И Олег Павлович для меня непростой, но очень хороший руководитель. Посмотрим, что дальше будет. Разрушить, то есть разорвать все контракты, всегда можно. Мне МХТ дорог, мне там уютно. В этом театре у меня состоялись очень серьезные работы. И я счастлив – считаю, что актеру кино просто мало. Кино не приносит внутренней энергии, которая подпитывает личность. А театр как раз лечит тебя после любых съемок. – Обилие звезд на МХТовской сцене не смущает? – Ну, я такой тесноты там не чувствую. Наоборот, если ты играешь с профессионалами – а в этом театре все профессионалы, – то качество спектаклей очень высокое. И ты как актер растешь. Так или иначе учишься… Там есть на что равняться. Меня это очень будоражит в хорошем смысле слова. – Какой герой сегодня нужен зрителям? – Может быть, узнаваемый? Чтобы ты смотрел и понимал, что такой может быть. Не зря же американцы говорят, что в нашем кино все герои выглядят как инопланетяне. Вот такого лепят – а зритель смотрит и говорит – ну да, это же кино. Поэтому мне вдвойне приятно, когда на улице подходят и говорят: Алексей, все-таки вы наш парень! Но геройразный нужен. И фильмы разные нужны на самом деле. И боевики тоже. Одно время я отказывался в них сниматься. Некоторые сценарии ведь вообще невозможно читать… Жизнь без «лапы» – Вы как-то сказали: не могу врать – сразу краснею. Но это для актера – беда? – Одно дело – актерство. Другое дело – жизнь. Там если я вру – то да, краснею. Если бы я играл в жизни – то никто бы ничего не заметил. Но я не играю в жизни – мне это не надо. За исключением случаев панибратства, которых я не терплю. Тогда ставлю барьеры и начинаю играть какого-то более жесткого человека, чем я есть на самом деле. А так в основном я очень открытый и никогда Актера Актерыча давать не буду. – А как реагируете на слухи? – Сейчас – никак. Раньше я расстраивался… Теперь сам себе говорю – ты можешь что-то исправить? Нет? Все, расслабься. Чего себя палить? Вот первый слух, что после «Иди и смотри» я с ума сошел, что меня три года лечили в спецклинике (а я в это время служил на флоте), очень меня расстроил. А потом я понял, что это фильм так повлиял на зрителя, что в народе начинают обо мне сочинять небылицы. Говорили, что я родом из Белоруссии… А я москвич, меня учили белорусскому языку. Не люблю, когда в личную жизнь начинают лезть. Отвалите от меня с этим. Спрашивайте на другую тему. – Вам свойственна рефлексия? – Честно – можно провалиться в яму, когда все плохо. Солнце не солнце – все в этот момент не устраивает. Но выработал противоядие – работа с новыми силами на преодоление. – Вы самокритичны? – Да, очень. И слава богу, что я не вызываю, по моим наблюдениям, какой-то жалости. Или сожаления. – Можете сказать, что сами себя сделали? – Везение было, Бога гневить не надо. Но сил, трудов приложить пришлось и еще придется. И никогда не было у меня «волосатой лапы». Никогда. К тому же я не могу за себя просить – язык не поворачивается. Знаю, что никто не поможет, а я только унижусь. Лучше своими силами обойдусь. Счастливы вместе – С женой у вас взаимопонимание? – Абсолютное. Тут словами не передашь. Да, собственно, и не стоит. Я счастлив, что это так. Я очень трепетно отношусь к семье – так же, как Надя. Это наш мирок… – Она тоже актриса, к тому же дочь Льва Борисова. Вы играете с ней в одном спектакле… Вместе работать трудно? – Очень сложно. Подводных камней много. Хочется как-то уберечь, защитить. А не всегда возможно это сделать. Главное – не то, что мы коллеги, а то, что она человек, без которого я не могу жить. Даже если бы она была официанткой. Дело не в профессии. У нас общие интересы. – Дети пойдут по стопам отца? Сын, кажется, снимался уже с вами в «Рождественской истории»? – Да, старший, Алексей. Но в какой то момент я почувствовал, что он начал стесняться камеры, нервничать. Даже плакал, когда у него брали интервью… Поэтому я не буду педалировать ситуацию… Все-таки профессия сложная, неблагодарная. Но, с другой стороны, зачем ждать благодарности? Ты делай честно свою работу. Придет благодарность – замечательно. Не придет – ну значит, не вышло. Надо самокритично к себе относиться. – Как воспитываете детей? – У меня два сына и дочь. Алексею уже 14, Матвейке – два года, Ксюше – пять. Стараюсь общаться с ними как со взрослыми – без снисхождения… Уважительно. Понимая их интересы. Ребенок – тоже личность, и надо давать ему это чувствовать. – Но советовать-то можно? – Не только можно, но нужно. Но тоже аккуратно. Не гайки заворачивать ребенку, а подталкивать его. Так, слегка-слегка, ненавязчиво. Но это надо делать очень аккуратно. Потому что маленькие детки – это маленькие заботы, а большие – сами знаете. Легкий рок – Откуда взялась «Гуарана»? – Эта группа была придумана мной и моим однокурсником в 99-м году… Такой вариант – Prodigy & Rammstain. Гремучая смесь электроники и рифов. Мы хотели, чтобы такого ни у кого не было. Время шло. Приходили новые люди. Состав поменялся, музыка поменялась. И что-то между нами расстроилось, мы не могли найти общий язык… И не ругаясь просто разошлись. Я оставил за собой право на название группы. – А что означает это слово? – Это растение-энергетик, но разрешенный фармацевтикой. Его ягоды похожи на глаза. Кофеина там больше, чем в кофе. Сейчас, кстати, я поменял название группы. – Что слушаете в машине? – У меня приемник настроен на «Радио Джаз». А диски в машине – от симфонической музыки до тяжелого металла. Все зависит от внутреннего состояния. Если надо расслабиться – поставлю бардовские песни, и мне будет хорошо. – Музыкадля вас – хобби? – Ни в коем случае. Тем более что столько личных средств угрохано в группу. Музыка – часть меня как творческого человека. – Но мы услышим ваш диск, сходим на концерт? – Загадывать страшно, но будет и диск, и концерт – в следующем году сделаю небольшую программу. Недавно я возил материал в Германию, и у нас его там приняли на ура. Так что уверен: правильной дорогой идем.