Булыжником пролетариата – по пролетарскому вождю

[b]Снимки, которые вы видите, сделаны в сквере на Пресне – напротив станции метро «Улица 1905 года». Скульптурная композиция И. Шадра «Булыжник – оружие пролетариата» и памятник сидящему на пьедестале В. И. Ленину (автор не установлен) разделены пространством сквера, но неожиданно сблизились «тематически». Какой-то неизвестный пролетарий несколько лет назад закатил булыжником в голову вождю мирового пролетариата, оставив на ленинском лбу объемную вмятину.[/b]В былые времена этого вандала заковали бы в кандалы, а вмятину как-нибудь подлатали. Но сейчас у районных властей другие заботы, и свой 134-й день рождения «вечно живой» Ильич встречает с отметиной на лбу. Ох, не одобрил бы нынешних пролетариев спаситель Ленина – Фриц Платтен. Кто такой?[b]Ангел-хранитель[/b]Их было шестеро: пятеро мужчин и одна женщина. Свою группу они назвали «охотничьей бригадой».Входившие в бригаду офицеры и пожелавшая стать террористкой женщина решили, что, уничтожив одного человека, изменят судьбу России. Засада была организована на Симоновском мосту. Оружие пристреляно, бомбы подготовлены, люди настроены решительно. Все должно получиться. Удайся их теракт – и Россия пошла бы по другому пути. Ведь они задумали уничтожить дьявола, ведущего Россию в пропасть. Но, как это ни противоестественно, на их пути оказался ангел-хранитель этого дьявола в лице швейцарского коммуниста Фрица Платтена. Это он принял на себя пулю, предназначенную Ленину.Вот как описывала это происшествие сестра Ленина М. И. Ульянова: «1 января 1918 года, под вечер, Владимир Ильич выступал в Михайловском манеже перед первым отрядом социалистической армии, отправлявшимся на фронт. На митинг его сопровождали: швейцарский товарищ Платтен и пишущая эти строки. Выйдя после митинга из манежа, мы сели в закрытый автомобиль и поехали в Смольный. Не успели мы отъехать и нескольких десятков саженей, как сзади в кузов автомобиля посыпались ружейные пули. «Стреляют», – сказала я.Это подтвердил и Платтен, который первым делом схватил голову Владимира Ильича (они сидели сзади) и отвел ее в сторону. Тут мы обнаружили, что рука т. Платтена в крови. Пуля задела его, очевидно, когда он отводил голову Владимира Ильича…»Вскоре все участники покушения были арестованы. Членами «охотничьей бригады» оказались: подпоручик Ушаков, капитан Зинкевич, военный врач Некрасов, его однофамилец поручик Некрасов, вольноопределяющийся Мартынов и женщина без определенных занятий Салова. Самое странное, их не расстреляли, а в соответствии с их просьбой и приказом Ленина освободили и отправили на фронт.[b]…И водрузил на броневик[/b]А что же наш ангел-хранитель, какова его дальнейшая судьба? Но прежде чем рассказать о ней, попытаюсь объяснить, почему Ильич так безоглядно доверял своему швейцарскому другу. Дело в том, что только благодаря Платтену Ленин выбрался из эмиграции после Февральской революции 1917 года и произнес свою знаменитую речь с броневика. Так что, по большому счету, Октябрьским переворотом и всем, что случилось с Россией впоследствии, коммунисты во многом обязаны Платтену. Об этом советские историки, естественно, умалчивали.Начнем с эпизода с так называемым опломбированным вагоном. О том, что возвращение большевиков в Россию осуществлялось с ведома и на деньги германского генерального штаба, хорошо известно, ведь они выступали за поражение России в войне, а революция – это хаос, разруха и массовое дезертирство, что, конечно же, немцам выгодно. Посредником в этом деле выступил Платтен: это он встречался с германским послом в Берне фон Ромбергом, это он разработал операцию по доставке большевиков в Швейцарию, это он составил своеобразный договор с германским правительством, состоящий из девяти пунктов, об условиях переезда по территории Германии. Узнав об этой роли Платтена, швейцарские социал-демократы подкинули ему письмо с угрозой, что он может потерять не только свой пост в партии, но и голову.Но Платтен был не из пугливых. К тому же он считал, что взялся за благородное дело, что народ России ждет не дождется Ленина и его соратников. Сперва хотели ехать 500 русских эмигрантов, но потом многие испугались, и остался 31 человек. Платтен был тридцать вторым. 9 апреля 1917 года от одной из платформ Цюрихского вокзала отошел поезд, которому было суждено сыграть роковую роль: одни его провожали с цветами, другие – с угрозами и бранью. Разговоры о том, что он был опломбирован, – полнейшая чушь. Это был самый обычный вагон, с той лишь разницей, что пассажиров попросили не выходить на станциях, и именно для контроля над этим в одном из купе находились офицеры сопровождения. Когда им вздумалось прогуливаться по коридору и заглядывать в чужие купе, Платтен мгновенно поставил их на место. Он провел мелом жирную черту около их купе и, холодно сверкая глазами, заявил: «Это не черта, а российско-германская граница. Попробуйте нарушить, будете иметь дело со мной!» Дисциплинированные немецкие офицеры понимающе кивнули и попыток нарушить границу больше не делали.[b]Мягкий приговор со смертельным исходом[/b]Проводив большевиков, Платтен вернулся в Швейцарию. Но после Октябрьского переворота вернулся в Россию. За что и поплатился…Передо мной дело № 3156, извлеченное из архивов НКВД. Заведено оно 10 марта 1938 года. Хранили его так тщательно и надежно, что о трагической судьбе Платтена долгое время никто ничего не знал.Зная прошлое Платтена, его жизненный опыт, характер и непростую судьбу, я был просто поражен его поведением на первом же допросе. Когда его обвинили в шпионаже «в пользу одного из иностранных государств», Платен с ходу заявил:– Да, я признаю. Я действительно по день ареста являлся агентом польской разведки. А завербовали меня в феврале 1932 года. Я тогда возвращался из Швейцарии, куда ездил по спецзаданию Коминтерна. Задержавший меня чиновник предложил выбор: или арест и предание суду, или мое согласие передавать польской разведке материалы о сельском хозяйстве Советского Союза.– По какой причине в августе 1937 года вы были исключены из рядов ВКП(б)?– Это случилось в связи с арестом моей жены. Она работала в Коминтерне, и ее осудили как сторонницу Троцкого, а также английскую и германскую шпионку одновременно. Меня же исключили за преступление политической бдительности и неразоблачение жены.Если моральные страдания, связанные с осуждением жены и ближайших друзей, Платтен переносил стойко, то чисто физическое пребывание в тюрьме стало для него самой настоящей пыткой. Мало кто знал, что у этого красавца, пламенного трибуна и любимца женщин была серьезнейшая проблема: еще в юности он перенес тяжелую форму туберкулеза и остался с одним легким. А несколько позже он так сильно покалечил левую руку, что вынужден был обходиться одной правой. Но никто и никогда этого не замечал! В начале 1939-го из внутренней тюрьмы НКВД Платтена переводят в достославное Лефортово, находят следователя, который говорит по-немецки, и допросы возобновляются. Но вот что любопытно: на первом же допросе следователь задал странный на первый взгляд вопрос:– Как вы себя чувствуете? Вы здоровы? Показания давать можете?Значит, что-то было. Если же учесть, что никаких справок о гриппе или чем-то ином в деле нет, значит, поработали заплечных дел мастера.Но Платтену, видимо, объяснили, что жаловаться не стоит – ему же будет хуже. Поэтому он отвечает:– Да, я здоров и показания давать могу.Новый следователь повел разговоры о троцкизме, о Зиновьеве и Радеке, которых Платтен хорошо знал, об отношении к НЭПу и тому подобном. А потом вдруг спросил:– Хранили ли вы у себя на квартире какое-либо оружие без соответствующего разрешения?– Да, вплоть до июня 1937 года я хранил дома маузер, который был изъят при аресте моей жены. Но должен сказать, что ранее на это оружие я имел соответствующее разрешение.– Следствию известно, – припечатал следователь, – что ваш маузер предназначался для совершения террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского правительства. Дайте по этому вопросу правдивые показания!– Никаких показаний по этому вопросу дать не могу, – отрезал Платтен, – так как я не троцкист и не террорист.Суд состоялся 29 октября 1939 года. Казалось бы, все предрешено и приговор можно оглашать до начала заседания: либо расстрел, либо двадцать пять лет лагерей. Но судей ждал огромный сюрприз. Выслушав обвинителя, Платтен заявил, что шпионом он признавал себя только потому, что этого упорно требовал следователь, что он выполнял поручения Ленина, что от покушения его спас, что оружие хранил как память о революционных боях.На этом заседание прервали. Председательствующий куда-то бегал, кому-то звонил, и лишь через четыре с половиной часа (случай по тем временам небывалый) был оглашен приговор. Как ни трудно в это поверить, но факт есть факт: суд отмел обвинение Платтена в антисоветской и шпионской деятельности, но влепил ему четыре года ИТЛ за незаконное хранение оружия. Всего-то четыре года, да еще без поражения прав…По тем временам – приговор неправдоподобно мягкий. В чем дело? Какие вмешались силы? Что повлияло на членов трибунала? Может быть, наверху сочли неудобным в открытую уничтожать человека, имя которого так часто упоминается рядом с Лениным и которому советская власть обязана всем? Ведь если бы не Платтен, где бы они были, все эти недоучки из Кремля?! А вдруг проснулось чувство благодарности? Но и отпустить на волю тоже рука не поднялась – пусть, мол, попарится на нарах и подумает, кому обязан жизнью.И – все! Занавес падает, и Платтен исчезает в недрах ГУЛАГа. И лишь в 1956 году Генеральная прокуратура направила протест в Военную коллегию Верховного суда СССР с требованием приговор в отношении Платтена отменить и полностью посмертно реабилитировать.Значит, посмертно. Все-таки посмертно. А где и от чего он умер? Или был убит? Есть справка, что «Платтен, отбывая наказание, 22 апреля 1942 года умер от сердечнососудистого заболевания». Надо же, 22 апреля, в день рождения своего друга, которому двадцать четыре года назад спас жизнь.Не за это ли так жестоко наказал швейцарца другой друг и верный продолжатель дела Ильича?..