Не нужен им берег турецкий

[b]Тогда, в пятидесятых, Москва, отойдя от недавней жестокой войны и пережив смерть вождя, возвращалась к обычному человеческому существованию с его большими и малыми радостями. Жили еще тесно, скудно, но семьи стали обзаводиться братьями меньшими, прокормить которых уже появились силы. В комнатах коммунальных квартир (отдельных почти не было) нередко соседскому гневу вопреки появлялись и росли котята, щенята. В домашних аквариумах плескались красавицы-рыбки, в клетках под потолком гомонили птички, радуя взрослых и особенно детей.[/b]На волне всеобщей любви к тварям божьим и всплыла необычная затея Московского зоопарка и городской ветслужбы. Было решено украсить столицу пернатой природой: приручить птиц к москвичам, а их, в свою очередь, — к порхающим и поющим. Эксперимент сначала был нацелен, как указывалось в руководящих документах, «на создание летних групп гусеобразных птиц, в первую очередь, кряквы».Той же осенью перелетные птицы вдруг обнаружили в наших краях сородичей, и многие стали задерживаться здесь, в конце концов оставались навсегда, привыкали к столичному быту, благо прописка не требовалась, а места и еды до поры до времени, пока пернатое население водных просторов росло не так быстро, хватало.Длина реки Москвы около пятисот километров, в черте города — семьдесят пять. Еще есть около семидесяти речушек и ручьев, два десятка которых, считается, имеют рыбохозяйственное значение. Однако слабое это утешение. Качество воды в главной нашей реке, по оценкам постоянных наблюдений, увы, скверное: IV, V и VI классов, что в переводе на обычный язык означает загрязненная, грязная и очень грязная. Особенно много грязи ниже выпусков станций аэрации. Среди самых нечистых малых рек – Яуза, Сходня, Таракановка.Удивляться нечему: со значительной части города поверхностные стоки (дожди, тающие снега) через две тысячи выпусков попадают без очистки в реки и речки. Снег с улиц самосвалы тоже нередко скидывали в воду вместе с его «начинкой»: хлоридами, тяжелыми металлами, остатками бензина, керосина, масел. Продолжалось это до самой последней зимы, пока на заседании городского правительстване разразился грандиозный скандал и на головы виновных не посыпались выговоры.Несколько веселее жизнь естественных и искусственных водоемов с общей площадью зеркала почти девятьсот гектаров.Вот все это достояние с большими минусами и небольшими плюсами предоставляет Москва в распоряжение водоплавающих. Вроде бы ничему путному не бывать. Ан нет! Московские кряквы оказались на редкость пронырливыми. Недавно их пересчитали: 1700 – 1050 самцов и 650 дам. 300—350 пар обзавелись потомством. Три четверти утят родилось на прудах: Кузьминском и Люблинском, Черкизовском и Останкинском, Борисовском и Мосфильмовском, других.Водоплавающее разноголосье в нашем городе достаточно обильно. Можно увидеть выводки не только крякв.При учете обнаружилось 19 выводков гоголя в парковых водоемах, 14 — хохлатой чернети, связанных со старыми и новыми колониями чаек, 11 — красноголового нырка (главным образом на бывших Люблинских полях фильтации), 20 — камышницы на участках рек и прудов с богатой прибрежно-водной растительностью, 4 — лысухи на Люблинских полях и Нижнецарицынском пруду.Конечно, не сразу птичья Москва строилась. Число пернатых семей, выводков увеличивалось по мере того, как город давал ответы на главные для них вопросы: где жить, что есть? Росла промышленность — больше сбрасывала теплой воды, и реки, пруды даже в лютые зимы во многих местах не покрывались льдом. Прибавлялось в воде соединений азота, фосфора — пышнее становилась водная растительность.По всем экологическим канонам хуже некуда, а стол птиц богател. Не по своей доброй воле щедро подкармливали коммунальные предприятия (Курьяново, Люблино). А в спальных районах к речкам, прудам бесчисленные доброхоты несли еду со своего стола.В последние годы, когда жить стали беднее, это сразу почувствовали птицы, да так, что число зимовок вблизи домов сократилось наполовину. Что же касается загрязнений воды, то оно стало снижаться — московская промышленность никак не может встать на ноги: меньше работает, меньше грязнит. Но птицам от этого не лучше. Им, наоборот, хорошо: побольше бы зимой тепла, побольше бы фосфора с азотом.Каков же прогноз? Жесткое соблюдение экологических требований: сокращение сброса воды, расширение и углубление ее очистки и т. п. – это при всех своих плюсах больно ударит по пернатым и вынудит их покинуть Москву.Последняя надежда, как всегда, на самих москвичей. Подавайте пропитание по силе возможности![i]Этот номер газеты со своим материалом Борис Яковлевич Бринберг уже не возьмет в руки – в субботу на 72-м году жизни он скончался. Без малого 40 лет проработал он в нашей газете. Постоянные читатели «Вечерней Москвы» знают этого талантливого журналиста больше по псевдониму Борис Яковлев. Журналист по призванию, а не по диплому (он закончил юрфак МГУ), Борис Яковлевич был личностью яркой, творческой. Высокая эрудиция, образованность позволяли ему одинаково интересно писать на самые разные темы – и об экологии, и о политике, и о медицине, и о проблемах городского хозяйства, и о юридических казусах. А если собрать все его публикации в «Вечерке», получится страстный, проникнутый любовью к своему городу портрет современной Москвы.Имя Бринберга знали во многих руководящих структурах города. Его материалы нередко становились предметом обсуждения на самом высоком уровне.У него был легкий характер. Он всегда откликался на просьбу помочь в написании материала молодых коллег, мог подсказать интересную тему. Да и сам до последнего не чувствовал тяжести лет, был легок на подъем, полон новых замыслов.[/i][b]Редакция «Вечерней Москвы» выражает глубокие соболезнования родным и близким покойного.[/b]