Следите за руками!

[b]То пусто, то густо… Пианист Евгений Кисин пять лет не был в Москве, но через полтора месяца после выступления на «Декабрьских вечерах» в Пушкинском музее — он снова здесь на фестивале «Триумф» (лауреатом одноименной премии он стал в 1996 году). В дневном концерте Кисин сыграл в БЗК программу из музыки Баха, Шумана и Мусоргского.[/b]В музыкальных кругах нынешнее появление Кисина вызвало ажиотаж. Многие еще помнят вундеркинда с пухлыми щечками, выходившего на консерваторскую сцену в пионерском галстуке поиграть Шопена. Но Кисину уже тридцать, он изменился — и внешне и внутренне.В сравнении с достаточно бледным декабрьским выступлением на «триумфальном» концерте Кисин показал высший класс. Сначала Бах, Токката, Адажио и Фуга C-dur. Но Бах не сам по себе, а в версии Ферручио Бузони, в романтической «оркестровке» конца ХIХ века.Далее — шумановская Соната fis-moll. Ранний, «фантазийный» Шуман – Байрон и Гейне в звуке. «Меня волнует все, что происходит на белом свете, — говорил композитор, — политика, литература, люди… И все это просится наружу, ищет выражения в музыке!» У Кисина каждый из эпизодов звучит в своем ключе: вот «балет» – па-де-де героев, пластика, массовые сцены… Вот игривое скерцо с двумя контрастными эпизодамитанцами внутри – изысканным вальсом и слегка шаржированным полонезом. И наконец — бурный финал (у Шумана – un poco maestosо – «величественно») – трепетная лирика, постепенно становящаяся драматически напряженной.В знаменитых «Картинках с выставки» Мусоргского Кисин оказался мастером «жанра» — цепкая походочка «Гнома», сказовый распев «Старого замка» (рояль у пианиста почти «заговорил»), мультики «Тюильрийского сада», корявая земная материальность «Быдла», импрессионизм «Лиможского рынка»… Все это получилось у артиста пластично, ясно, скульптурно. И — живо: нерв, дыхание, кровообращение… А потом были бисы, которые довели слушателей до экстаза. «Жаворонок» Глинки-Балакирева, «Полет шмеля» РимскогоКорсакова—Рахманинова, «Риголетто» Верди—Листа и «Танго» Альбениса. За исключением последней вещи — этюды высшей сложности. Пианист словно заявил с вызовом: «Все могу. Глубокую музыку играть умею. Убедились? А вот не такая уж глубокая, но зато виртуозная. Сейчас покажу несколько цирковых номеров. Итак, следите за руками…»