Коллекционирование произведений искусства сейчас на пике моды

Я И СЫЩИК, И ДИРЕКТОР Валерий ДУДАКОВ: НАТЮРМОРТ, КОТОРЫЙ Я КУПИЛ ЗА ТЫСЯЧУ РУБЛЕЙ, СЕЙЧАС СТОИТ МИЛЛИОНЫ ДОЛЛАРОВ Коллекционирование произведений искусства сейчас на пике моды. Многие состоятельные люди втянулись в него, привлеченные престижностью этого занятия и надеждой на большие барыши. Между тем один из старейших и уважаемых коллекционеров нашей страны, председатель Московского клуба коллекционеров и директор галереи «Новый Эрмитаж» Валерий ДУДАКОВ утверждает: здесь выигрывает лишь тот, кто одержим страстью к самому искусству, а не извлечению прибыли из этого самого искусства. Сколько просят, столько дал – Валерий Александрович, когда разгорелись страсти вокруг собрания Вишневской–Ростроповича, вы подлили масла в огонь, заявив, что это вовсе и не коллекция… – Да, я сказал, что у них не коллекция, а собрание. – А в чем отличие? – Дело в том, что в основе любой коллекции – определенный период в искусстве. Коллекционер подбирает раритеты (и не простые, а музейного класса) избранной им эпохи. Он может десятилетиями ждать, пока представится возможность купить вожделенный предмет, который пополнит коллекцию. Владельцев раритетов коллекционеры и уговаривают, и интригуют, и даже идут на всякие коллекционерские фокусы. Кто-то упаивает нужных людей чаем, кто-то бьет на жалость – убеждает хозяина, что всю жизнь мечтал об «этом» и жить без него не может. – Что значит, упаивает чаем? – Был такой Соломон Абрамович Шустер, замечательный коллекционер. К сожалению, сейчас его собрание заморожено и частично уже распадается. Он приходил к Марианне Аристарховне Лентуловой, дочери художника, с большим количеством тортов – знал, что она их очень любит. И вот он с этими тортами всячески ее уламывал – до тех пор, пока она не соглашалась продать предмет его вожделения. – А вам самому приходилось годами добиваться картины? – Была такая история со знаменитым панно Ларионова «Прогулка», которое было разрезано то ли самим художником, то ли его душеприказчиком, потому что тот жил в коммуналке, а работа была достаточно большая. Так вот, одну часть этого полотна я получил в середине 70-х, а вторую – ровно через четверть века. И я все время следил за его перемещениями, пока, наконец, не соединил обе эти части. Каждый коллекционер – он сам себе и сыщик, и исследователь, и директор музея, и финансовый «обеспечитель» своей коллекции. – Я слышала, что коллекционеры, чтобы добыть экспонат, могут решиться на отчаянный шаг. Вы начали формировать коллекцию с 70-х годов, у вас в жизни наверняка было что-то подобное? – А как же! Вот, например, в конце 70-х я купил лучшую картину Судейкина «Карусель» у знаменитого коллекционера Шункова за 14 тысяч рублей. Это были по тем временам немыслимые деньги. Никто ни в Москве, ни в Ленинградена такую покупку не решался. А я знал, что это уникальная вещь, и сколько просят, столько и надо платить. А еще однажды мне позвонила дама и сказала с иностранным акцентом, что, поскольку я интересуюсь живописью, у нее есть что мне предложить. Она оказалась наследницей одного из консультантов знаменитого коллекционера Ивана Абрамовича Морозова. Ей надо было очень быстро продать доставшиеся ей работы, потому что квартира у нее изымалась. И вот она повела меня на чердак, и там я увидел огромный грязный холст, засиженный голубями, и где-то в серединочке, в уголочке даже, на нем сверкнуло какое-то яблочко. Я понял, что это работа художника «Бубнового валета» – кого именно, я еще не знал. И заплатил тысячу рублей, что называется, не глядя за эту грязную тряпку. Потом ее промыли, и это оказался один из больших ранних – 1908 года – натюрмортов Ильи Машкова. Сейчас он стоит несколько миллионов долларов. То Пикассо, то Модильяни – Раньше работы хранили в квартирах, а теперь, наверное, это страшно делать? – Мы, старшее поколение коллекционеров, храним все по-прежнему дома. Что касается тех, кто стал собирать с середины 90-х годов, это совершенно новая плеяда. У меня к ней особое отношение, и не всегда благожелательное. Не потому, что я им завидую, хотя у них, конечно же, больше денег. А потому, что они зачастую не разбираются в предмете своего собирательства. У них просто нет на это времени, они занимаются бизнесом – газом, нефтью. И при том, что у многих из них от трех до пяти тысяч единиц хранения, то есть маленький провинциальный музей такой, представляете? – их коллекции, как правило, очень разношерстные, невыдержанные. Я называю иногда современных коллекционеров людьми, совершающими антикварный шопинг. У них избыток денег, они покупают работу то Пикассо, то Модильяни, то неизвестно кого. А зачем им это надо, объяснить не могут. – Может быть, считают это хорошим вложением капитала? – Здесь получать деньги из воздуха, конечно, очень легко. Одна картина может принести до тысячи процентов прибыли. Но ведь это игра не без промаха. Рынок довольно хитрый, и на моей памяти уже было два кризиса: в конце 70-х и в начале 90-х годов, когда многие выдающиеся картины стали стоить дешевле, чем их покупали. Так что, если ты собираешь только с целью нажиться, то обязательно проиграешь. А потом, каждый должен заниматься своим делом. Если ты хорошо разбираешься в банковском бизнесе, это вовсе не значит, что ты такой же дока в антикварном рынке. Люди, которые считают, что смогут зарабатывать везде, часто ошибаются и покупают работы второго плана, нечто сомнительное, а то и фальшивое. А потом расстраиваются. – Некоторые состоятельные люди приглашают для своих коллекций кураторов. – К сожалению, во-первых, добросовестных кураторов, знающих свое дело, сейчас раз-два и обчелся. Кроме того, у человека, собравшего тысячу и более предметов, часто возникают иллюзии, что он уже сам во всем хорошо разбирается. Вот здесь-то его и подстерегает главная ошибка. Гений или юродивый? – Сейчас цены на современное искусство растут как на дрожжах. Как долго, по-вашему, это будет продолжаться? – Не знаю, я ведь не бабка-угадка. Но неизбежно, когда рынок перенасыщен, или, что называется, перегрет, наступает охлаждение. Сейчас цены явно завышены. Благодаря пиару раздуваются такие имена, которые при ближайшем рассмотрении, – а я все-таки профессиональный искусствовед и художник – не стоят и десятой части того, за сколько они продаются. Появилось огромное количество дутых репутаций, лжепокупаемых работ – когда сам человек, который выставляет вещь на аукцион, ее и покупает по завышенной цене. Конечно, все это не сегодня началось. И поэтому, когда я начинал собирать шестидесятников, в первую очередь стремился узнать их как личностей. Несмотря на то что цены на их работы тогда были копеечные. – Зачем в таком случае вам нужно было знакомиться с этими художниками? – Дело в том, что и тогда – в 60–70-е годы, было достаточно много странных и очень не похожих на то, что нас окружало, картин. Да и художников, скажем так, со странными манерами поведения. И надо было понять, юродивый это или талантливый человек, играет ли он роль непризнанного гения или на самом деле крайне одарен. Так что подавляющее большинство работ в моей коллекции куплено либо у художников, либо у их ближайших родственников. – Каковы сейчас отношения у коллекционеров с государством, с крупными музеями? – Довольно шаткие, к сожалению. Коллекционерами интересуются мало. Единственный, кто в какой-то степени помогает, – Музей личных коллекций при ГМИИ им. Пушкина. А большинство музеев с коллекционерами общаются потребительски, и это очень печально. – Но ведь так было не всегда? Я знаю, что вы в 90-е годы возглавляли в Фонде культуры отдел частных коллекций. – И организовал 23 выставки из частных коллекций за рубежом. Многие коллекционеры тогда впервые выехали за рубеж. Представляете, люди, которым за 70, всю жизнь мечтали попасть в Венецию или в Лондон, в Рим или Париж, и со слезами на глазах меня благодарили за осуществленную мечту. А в 1990 году было образовано Всесоюзное общество коллекционеров, президентом которого стал Александр Лазарев-старший. Они с супругой Светланой Немоляевой собирали фарфор, небольшие, но пикантные вещи, связанные с русской и западноевропейской культурой. Это общество включало в себя несколько тысяч членов по всему СССР. Наш президиум был больше, чем Политбюро, 38 человек. И мы объединяли людей с очень разными коллекциями – от самоварных кранов до автомобилей. Теперь, к сожалению, все это забыто. А в связи с новорусскими собраниями стали говорить, что благоприятная атмосфера для собирательства возникла только сейчас. Но вы не верьте – на Руси коллекции стали появляться со времен Ивана Грозного. И традиция эта никогда не прерывалась, даже в самые страшные советские годы репрессий. А уж отечественные коллекции 1960–70-х годов, поверьте мне, ничуть не уступают по качеству нынешним собраниям.