Русь: Веси, Лики, Земля

[b]Работы для этой выставки Анатолий Заболоцкий подобрал в точном соответствии с ее названием. Да, здесь все то, что Родину делает Родиной: Веси, Лики, Земля – с заглавных букв. А название дано в точном соответствии с местом размещения выставки – в музее храма Христа Спасителя.[/b]Это собрание фигур, лиц, глаз и настроений; это вереница людских и природных «выходов на сцену»; это галерея земного и небесного, сошедшегося вместе по-братски малого и великого, до боли родного – хоть руки простирай для объятий, и отстраненного, мудро взирающего из глубины веков, как древние рукописные книги; многоликий этот мир, многоголосо и слаженно выводящий мелодию бытия, – все это способно одновременно и в радость окунуть, и привести в смущение.Мы привыкли к тому, что сегодняшняя наша действительность, как бы уже заключенная в скобки от неспособности к безопасному ходу, переполненная несоответствиями и противоречиями, – что она прежде всего выставляет грубость, уродство, разлад.Здесь же ничего подобного нет. В этом развороте какой-то почти патриархальной, какой-то почти пригрезившейся и все же настоящей, еще сохранившейся в тихих местах, жизни – красота, умиротворенность, вечность, лад…Впечатление такое, что Русь наконец нашла себя, осознала и духовно сдвигается все тесней и тесней. А ведь тут и верно вся Русь, все лики из самых дальних и глухих углов, все, не побитые бурями и лихом, деревянные и каменные веси вдоль вековых большаков, вся скромная благодать вокруг…Но и все величие рукотворного и нерукотворного, вместе с печалью и морщинами вышедшая наружу правда, непреходящее терпение… Тут, как в граде едином, Русский Север, Горный Алтай, Хакасия и Тыва, побережье Холодного океана на крайнем северо-востоке Якутии, Байкал и Лена, Саяны и Обь, Русская равнина и Урал. Тут и Святая Русь: Оптина пустынь и Шамордино, Валаам и Дивеево, храм На Крови на месте Ипатьевского дома в Екатеринбурге и точно неустанный покаянный «крестный ход» восьми монастырских нове-храмов возле Ганиной Ямы на месте уничтожения останков царской семьи.До чего же мила ты и тепла, до чего же по-матерински родна ты и прекрасна, ненаглядна и приветлива, матушка Русь! Вот девушка после причастия: удивительно красивое, одухотворенное лицо, повязанное легким платочком, глаза большие, глубокие, светящиеся благодатной чистотой. Так бы глядел и глядел на нее в восторженном узнавании.Нет, эта девушка из Руси не выпадет, она на своей земле стоит крепко. Вот три отборного сорта богатыря, три белобрысых подростка двенадцати-тринадцати лет, глядящие перед собой смело и как-то по-хозяйски. Небрежно навалились на изгородь, за которой неподвижно лежит небольшенькая речка, а дальше луговина сплошной дремлющей зелени.Славянская земля, на которой эти молодцы чувствуют себя как нельзя лучше. А вот: «Зима. Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», – как и при Пушкине, как и тысячу лет назад, все та же простенькая и сладкая, щемящая сердце картина: трусит по целику, по не тронутому еще снегу, и верно – «обновляя путь», лошадка, и мужичья фигура в санях. Только и всего. Как говорится, смотреть не на что. Кому-то и не на что, а ты то ли от простоты своей натуры, то ли от притяжения к детским деревенским впечатлениям, смотрел и смотрел бы неотрывно, как зачарованный, на это тысячу раз милое сердцу видение нашей «лапотности», слушал и слушал бы скрип полозьев по утреннему морозцу, игру селезенки у лошадки и ленивое понукание мужика. Гоcподи, не дай этому никогда сгинуть, из этого да из похожего много и вылепилась наша неприхотливая душа, знающая хорошо цену истинному. А вот во все глаза глядят изнутри в оконную раму два лица – материнское, совсем еще молодое, спокойное, расслабленное, и мальчишечье, любопытное, живое. Ни мы не знаем их, ни они нас, но отчего так хорошо, что они ненароком увидели нас, а мы их, отчего верим мы, что за их лицами и глазами открылось нам большее, чем мы способны сразу осознать?! А вот два молодых мужика из вологодских или архангельских ставят по старинке домину, как ставили деды и прадеды, и присели ненадолго отдохнуть. Но до чего же просторна, до чего величава, будет эта хоромина; и уж сомневаться нельзя, любуясь ею, что дурного человека она в свои стены не впустит… Девочка-пастушка возле коровы, из повязанного по-старушечьи платочка выбивается челка, лицо озабоченное, чуть смущенное тем, что оторвали ее от дела, за спиной вдалеке излучина реки, лес, дремлющее под приглядом пастушки притомившееся солнышко – и опять, и опять ни с чего перехватывает дыхание, и на глаза наворачиваются слезы.И верно – по Руси-России, как по матери, мы все кровная родня. Все одного поля ягода, взросшая не на асфальте, а на пашне да на лесных полянах. Когда нашептываются, наплескиваются нам ее бесхитростные и драгоценные образы – полнится и предельно распускается душа, дает нам зрение и слух приласкать каждую былинку, вздымает в высоту, чтобы в торжественном парении не упустили мы ничего нужного, вещего, что, подобно зрячему посоху, отведет нас от кривой дороги.И уж, конечно, как водится, среди родных картин – родные лица тех, кого хорошо знает вся русская земля и кто немало ей порадел: Василий Белов и Георгий Жженов, Олег Волков и Александр Михайлов, Владимир Крупин и Владимир Солоухин, Виктор Астафьев и Иван Рыжов, Сергей Залыгин и Татьяна Петрова…А эти мостки подле деревни Никола-на-Вологодчине знамениты тем, что по ним хаживал и, должно быть, наговаривал стихи Николай Рубцов. А это в панораме шукшинской родины гора Пикет, на которой в день рождения Василия Макаровича ежегодно собираются десятки тысяч почитателей его имени. А это сын Геннадия Заволокина в сороковой день после трагической гибели любимца всей России… Мы дома, на Руси-России; несмотря ни на что, нам в ней всегда было уютно и отрадно. И нас с нею не разлучить даже и смерти. Но и Русь в нас; она в нас, может быть, даже больше, чем мы в ней, ибо нет, кроме нее, у нас другой души и другого сердца. И нет в глазах другого света. С нею, только с нею мы и можем держаться вместе.[i]Выставка открыта до 31 апреля 2004 г.[/i]