[b]– Ваши постановки всегда очень зрелищны. У вас свое видение классики. Как рождаются идеи?[/b]– Всех классических персонажей начинаешь пропускать через себя. Возникают какие-то ассоциации, они выстраиваются в последовательный ряд. Процесс стремится к законченности – тут и возникает идея, которую я стараюсь воплотить. Вот и вся хитрость.[b]– Создание детской студии «Маленькая Луна» как-то связано с «Усатым нянем»?[/b]– Никак. Эта идея пришла сама собой, и я считаю нашу «Маленькую Луну» очень большим плюсом. Это ход. Да-да, ход! Дети – всегда хорошо. Дети наши просто замечательные, талантливые. И работают наравне со взрослыми.[b]– «Маленькая Луна» занята не в одном спектакле. Разве не сложно работать с ватагой ребятни?[/b]– Дети, выходящие на нашу сцену, – особой подготовки. Они лучше всяких артистов. С ними даже легче. Артист вечно канючит: что? почему? куда? Ребенок ничего не спрашивает. Ему говоришь: надо вот так и так – и он без лишних вопросов самоотверженно растворяется в роли. Мы их специально натаскиваем. Да, не побоюсь этого слова. Потому что в этом возрасте (а им от восьми до десяти лет) их пока можно только натаскивать. Мы разучиваем с ними различные этюды, учим кричать, возмущаться, падать, держать паузу – это все арсенал актера. Потому что вряд ли они сейчас освоят систему Станиславского… Но наша «Маленькая Луна» очень профессиональна.[b]– Много, наверное, всего курьезного с детьми наслучалось…[/b]– Еще в «Усатом няне» смешные ситуации возникали постоянно. Некоторые дети даже хотели, чтобы я стал им папой. Дети ведь влюбчивые. А здесь… Например, одна девочка врезалась во что-то в темноте и разбила щеку. Поплакала, конечно. Мы чем-то намазали ей рану, и я потом спрашиваю, больно ей или нет. А она так мужественно и твердо: «Нет!!!» Чтобы, не дай Бог, с роли не сняли. Они терпят, все терпят. Они же чувствуют, когда к ним хорошо относятся. Хотя я могу кричать так, что мало не покажется. Но они как-то даже к этому привыкли.[b]– А вы строгий руководитель?[/b]– Скорее эмоциональный… Нет, но и строгий, наверное, тоже.[b]– Что в вас еще хорошего как в руководителе театра?[/b]– Самое главное, наверное, – это действительно уметь правильно прочувствовать, развить классическую тему в современном варианте. Как только у меня пропадет этот нюх, боюсь, наш театр уже не будет таким популярным, как сейчас.[b]– Известно, что вы отказываетесь сниматься, объясняя это тем, что актерство перестало доставлять вам удовольствие. А сами ничего не хотели бы снять?[/b]– А мы как раз сейчас снимаем кино! Художественный фильм, который так и называется – «Театр Луны». Он рассказывает одну из версий появления нашего театра. В стиле реалистической фантастики. Автор сценария и режиссер, как обычно, я сам ([i]смеется[/i]). Все сам. Может, даже снимусь в порядке исключения.[b]– И все-таки: почему вы принципиально бросили сниматься?[/b]– Кино – больше режиссерское искусство, чем актерское. В моем понимании, актеру оно нужно скорее для популярности. Мне лично разонравилось сниматься из-за какой-то, что ли, разорванности ощущения проживания. Пока переставят свет, камеры – проходит все настроение. Поэтому кино нужно очень сильно любить, чтобы сниматься. Хотя я понимаю, что есть мастера высокого порядка, огромного масштаба. Я же, попробовав этого хлеба, понял, что работать в кино мне неинтересно – слишком медленно и скучно.[b]– А как относитесь к сегодняшнему кино?[/b]– Как зритель могу сказать, что мне, как и большинству, не нравятся все эти современные боевики и сериалы с мордобитием. У нас и так в стране ужас творится, да еще снимать об этом?! Мне как художнику это абсолютно неинтересно. И потом, в кино я не реалист. Не люблю прямолинейность такого рода.[b]– А по жизни вы кем себя позиционируете?[/b]– Я, пожалуй, фаталист. Верю, что за мной кто-то наблюдает, подсказывает, помогает. Верю во все приметы. Пьеса упадет – я сажусь на нее задом, поднимаюсь и начинаю «кричать пять лысых»: «Ленин! Хрущев!..» и так далее – чтобы не произошло чего-нибудь вдруг с постановкой ([i]смеется[/i]). Единственное, где не боюсь сглаза, – так это когда поднимаю тосты за будущее, потому что всегда верю в лучшее. Ну, а если не сбудется, значит – так тому и быть.[b]– Что вы больше всего любите?[/b]– Люблю?.. Люблю лошадей, море, скорость, хорошие книги, петь люблю… Сложно так, навскидку, на такой вопросик-то….[b]– Вы хорошо поете?[/b]– Средне. Я очень музыкален, но голос у меня, что называется, артистический. Если вы знаете, существует такое понятие, как «артистический вокал» или «поющий актер». Но пою я с семи лет и очень люблю это дело. Я в детстве был такой Робертино Лоретти местного разлива ([i]смеется[/i]). А потом, когда голос пропал, стал петь средне. Но прилично спеть в состоянии.[b]– Что читаете?[/b]– Читаю, к сожалению, не часто и выборочно. Очень люблю Маркеса. Пелевин стал немножко удивлять. По большому счету, я склонен к сложным авторам. Люблю Булгакова. Даже написал свою инсценировку «Мастера и Маргариты».[b]– С кем из западных звезд вы мечтали бы поработать?[/b]– С Николь Кидман. Она потрясающая актриса и очень красивая женщина. Я считаю, героиня должна быть красива![b]– И напоследок – «оригинальный» вопрос о планах.[/b]– Хочу поставить спектакль «Роман с бессонной ночью». Это такая собирательная вещь из Гарсиа Лорки, Лопе де Веги и Тирсо де Молины.