[i]Владимир Хотиненко — один из тех редких наших режиссеровсчастливчиков, у кого не случается простоев. Он и сейчас снимает новую картину. Любопытно посмотреть, что получится в результате — тем более что почти каждая предыдущая его работа становилась определенной вехой не только текущего кинопроцесса, но и отражением смены эпох нашей непрестанно меняющейся действительности.Посудите сами — «Зеркало для героя», «Макаров», «Мусульманин» — все они так или иначе задевали нерв отечественной реальности.[/i][b]— Вы для своих картин сами доставали деньги? [/b]— Практически да. Начиная с «Макарова» государственных денег вообще уже не было. Крутились как электровеники. Приходилось и комбинировать — часть государственных, часть спонсорских, как на «Мусульманине».[b]— Зачем же вам этим заниматься? Художнику думать о каких-то там траншах, бегать по олигархам? [/b]— Я, как правило, не работаю в одиночку, и об этом не думаю, думают другие, слава богу. Тут ведь так: когда ты выступаешь и в качестве продюсера тоже, работаешь ответственнее, экономишь и прочее. А когда деньги не твои, тебе, соответственно, наплевать.[b]— С чем вы связываете нашу полную потерю ориентации в пространстве. Утерю того феномена, который назывался «советское кино»? [/b]— Утеряна страна, и здесь ничего не поделаешь. Изменилось абсолютно все. Поменялся мир. Для кого снимать? Что снимать? Полная растерянность. Потеряна аудитория, практически разговор происходит в пустом зале. Мне, конечно, грех жаловаться, я-то снимаю...[b]— Но меня все-таки поражает, что это произошло почти мгновенно, как по мановению чьей-то злой воли. Как будто и не было ничего — ни культурного слоя почвы, на которой возросло советское кино, ничего...[/b]— Это обнищание, которое привело к унижению духа. Интеллигенция всегда была склонна и к компромиссу, и к конформизму, и ко всему такому. И вот это униженное состояние привело — у большинства по крайней мере — не к возвышению духа, а к его упадку. А ведь то, что называется искусством — высоким и даже не очень — творится все-таки духом. Не знаниями даже, не традициями, а именно духом. А он потерян, унижен, растоптан — мы быстренько превратились в людей, которые просто выживают. А когда выживаешь, не до духа.[b]— А вы как в своей жизни меняете углы атаки? Приспосабливаете время под себя или под него приспосабливаетесь? «Зеркало для героя» отразило время, поймало верный звук, «Макаров» тоже стал вехой, «Мусульманин».Это ведь каждый раз надо было изменить ракурс — свой собственный, внутри себя?[/b]— Я вообще-то работаю и живу как собака, по запаху. Я снимаю запахи, время. Я такой парфюмер. Это, может, точнее получиться, может — менее точно, но я занимаюсь ароматами времени. Иду, как собака, по следу. Например, я до сих пор убежден, что в «Страстном бульваре» я уловил аромат времени, но он оказался настолько терпким, что не пришелся по вкусу даже тем, о ком это сделано.[b]— Сейчас вы в запуске? [/b]— Да, я уже полкартины снял, наверное. По сценарию Павла Финна. Это попытка реализации старой идеи Ролана Быкова — цикл фильмов о детстве. И это 49-й год. Но мы потом усложнили, и у нас получается такой жанр — «кино в кино». Замечательная троица изображает режиссера, оператора и сценариста. Режиссера Женя Миронов играет, сценариста — Женя Стеблов, а оператора — Саша Балуев. Получается и смешно, и трогательно... Люди разных поколений, и в этом есть тоже какая-то прелесть диалога времен. Мальчик, который в 49-м году попадает в кино, — он умер бы просто, если бы не было спасения в мире кино, спасается искусством.[b]— Вы считаете себя «доступным» режиссером? [/b]— Сейчас люди потеряли способность смотреть, навыки смотрения исчезают. А все равно нужно с ними говорить. Так вот это еще и параллельно поиск языка такого... ну, можно сказать, и облегченного. Какого-то такого, который позволял бы и тебе не опускаться, и людям голову не заморачивать. Баланс на лезвии бритвы. Но все равно хочется поговорить на том языке, на котором разговор может состояться. Не говорить — вот вы такие идиоты, а я такой умный или, наоборот, опуститься до уровня придурка и веселить их изо всех сил.[b]— Я в душу вам не хочу лезть. Но все же, как вы справляетесь с теми ножницами, в каковых существует любой... ну, скажем так, честный человек? [/b]— Мои рамки свободы — в рамках христианства. И я считаю себя свободным, но разумно свободным. Я и на компромисс способен. Разумный. Но самое важное для меня, и так я живу, жил, и буду жить: я уже говорил, что живу, подчиняясь запахам и ароматам времени. Я могу и ошибиться, конечно. Но это нестрашно. Ошибусь же я, а не кто-то другой. Это будет МОЯ ошибка.[b]— Помните, как Балаян в начале 80-х попал в точку со своими «Полетами во сне и наяву»? В вязком таком времени уловил верный тон, звук.[/b]— Ну значит, он попал. Но я думаю, он сознательно делал картину, шел на риск сознательный, а не интуитивно делал. А потом, знаете ли, совсем необязательно услышать это так, как другие слышат. Это как раз не очень интересно. Попса. Интересно услышать обертона, а не общую мелодию, которая, конечно, тут же может превратиться в хит. А вот обертона не каждый услышит.[b]— Ну а насчет вашей общественной деятельности? Не мешает творчеству то, что вы возглавляете Московский союз кинематографистов? [/b]— В определенном смысле я ничего пока не возглавляю. Просто я участвую в неком процессе, очень пока неструктурированном. И делаю я это потому, что мне в какой-то момент показалось, что могу быть полезным в разрешении конфликта (между московским и российским союзами. — Д. Т.). Но жизнь показала, что странным образом никто, собственно, и не желает разрешать этот конфликт. И получается, что мое участие в нем не так уж необходимо. Поэтому я не знаю, что будет дальше.Проблема на самом деле в том, что средний возраст членов Союза — 63 года. Конечно, необходимо помочь этим задолбанным жизнью людям. Но это одна задача. А вот если говорить о Союзе как о живом организме, то он нуждается в стремительном омоложении. В идее своего существования. Это как в России нет национальной идеи, так и у Союза нет никакой.[b]— Знаю, что у вас есть еще одно очень интересное поле деятельности — преподавание во ВГИКе.[/b]— Мне без этого даже трудно представить свою жизнь. Вроде мы живем в такое время, когда, казалось бы, кино никому не нужно. Но меня поразило, что на семь мест подали документы триста с лишним человек! И я подумал, что эта сама природа заботится о нашей жизнеспособности, подсознательно подвигая эти триста человек на, казалось бы, безнадежное дело! Тем более, когда я учу, не питаю их иллюзиями, не тешу бесполезными надеждами. Честно говорю, что жизнь может и не сложиться. Моя задача — научить профессии, а уж потом...[b]Досье «ВМ» [/b][i]Владимир Хотиненко родился 20 января 1952 года в Славгороде Алтайского края. В 1976 окончил Свердловский архитектурный институт. В 1978—1982-м работал художником на Свердловской киностудии на фильмах «Гонка с преследованием», «Дым Отечества», «Казачья застава», «Вот такая музыка», ассистент режиссера у Н. Михалкова на фильмах «Обломов», «Пять вечеров», «Родня».В 1981 году окончил Высшие курсы сценаристов и режиссеров (мастерская Н. Михалкова). Преподает во ВГИКе.Обладатель приза им. Витторио де Сика «За режиссуру» в Сорренто. Лауреат КФ «Киношок» (Анапа, 1992, 1993). Обладатель призов кинопрессы (1993, 1995). Лауреат премии «Ника-93». Лауреат МКФ в Монреале (1995). Обладатель приза ФИПРЕССИ ОРКФ «Кинотавр-96» и др.[/i]