[i]– Спасибо вам огромное за фильм! Мы снова поверили в Россию!С такими неожиданными словами подлетали в фойе берлинского «Zoo-Palast» к статному смуглому господину после сеанса вполне светские дамы в мехах и бриллиантах, смахивающие тонкими платочками предательскую слезу.Восточной внешности герр оказался таджиком и российским режиссером Фархотом Абдуллаевым, снявшим «Ловитор» – фильм о сегодняшних гаврошах (его отобрали в конкурс «Kinderfest 14» Берлинале-2006, а в эти дни он выходит на московские экраны). И от такого наплыва эмоций даже опешил. Тем временем толпа сверстников терзала юных актеров – Настю Яковлеву и Олега Кулаева – просьбами расписаться и пофоткаться..Так с энтузиазмом социально активные немцы приняли российский фильм. А история эта, между прочим, совсем не гламурная. Напротив – тяжелая, даже депрессивная. Потому что речь в ней о нашей общей боли – беспризорных детях. В картине они обретают новую семью в старом самолете на свалке, но идиллии не получается…[/i][b]– Фархот, чем привлекла такая грустная тема?[/b]– Мне интересен острый, конфликтный материал, затрагивающий общечеловеческие ценности. Несчастливое детство – это страшно. Это касается всех. Я видел этот ужас беспризорничества воочию в 90-е годы на улицах Душанбе, где я работал после ВГИКа – снимал фронтовые хроники. И познакомился с некоторыми, жизнь ребят меня потрясла. Тем более что я сам воспитывался в интернате. А когда приехал в Москву, то понял, что здесь – то же самое! Дети – беспомощные жертвы всеобщей катастрофы. Но никто по большому счету с этой бедой, с этим позором не боролся – все как бы отстранились. Старались не замечать. Сделали вид, что проблемы нет, – мол, стране и так тяжело. Не до того.[b]– А вы вот заметили – и что же дальше?[/b]– Я не мог ни о чем больше думать – захотелось рассказать правду. И я написал сценарий – причем героями сделал реальных людей – детей и взрослых, с которыми меня свела судьба (и Алик, и Мара, и Колян – все реальные персонажи и действительно жили в списанном самолете). И конечно, положил его в ящик. Но, слава богу, мне встретилась Елена Михайловна Стишова, с которой мы как-то разговорились. И она затем опубликовала сценарий в журнале «Кинофорум». И у проекта началась своя жизнь… Долгая и мучительная.[b]– Где взяли денежки на этот вопиюще неприбыльный замысел?[/b]– Государство оказало частичную поддержку... Но сначала весь 2000 год мы искали недостающие деньги. Все продюсеры говорили одно и то же – да, такой фильм, конечно, нужен, тема интересная, но… Нам нужно жанровое кино... Важен коммерческий успех. А здесь, в истории о беспризорниках, его явно не предвидится.В общем, всем нужен был не фильм, а продукт. Но это не новость. Посмотрите, то же самое творится и в литературе… Люди не понимают, что продукт никогда не совершит прорыва в сознании…[b]– Похоже, у вас наболело…[/b]– Сейчас я спокоен. А тогда меня охватила просто ярость. Не конкретно на кого-то, а на всеобщее наплевательство на несчастных детей. И чем больше встречалось сложностей на моем пути, тем активнее я становился. Мы долго искали деньги... А когда находили продюсера – потом выяснялось, что я должен переписать сценарий, сделать его жанровым... Я отказывался. И все по новой.[b]– Но бюджет-то у вас скромный, видно сразу…[/b]– Около 700 тысяч долларов. Не много по нынешним меркам. И этого не давали – не хотели, чтобы была картина. Руководство одной из студий даже обратилось в Госкино с просьбой закрыть проект – мол, режиссер не подчиняется указаниям студии. Тогда я пришел в фонд к Михаилу Калатозову – он прочитал, ему понравилось. Показал Голутве – тот сказал: это мы убить не дадим, с этим можно работать. Благодаря Калатозову и появился этот фильм.[b]– До этого вы ведь снимали документальное кино?[/b]– Вообще-то я закончил во ВГИКе мастерскую Таланкина. Это был последний набор Игоря Васильевича. Я попал в хорошее время в хорошую компанию. Мои однокурсники – Саша Баширов, Федя Бондарчук, Тигран Кеосаян, Бахтияр Худойназаров. И первый фильм мой был художественный – «Волчьи похороны». А потом десять лет я снимал таджикские военные хроники. Затем было документальное «Возвращение», отмеченное на разных кинофестивалях. Но тогда я понял, что документальное кино для меня – уже пройденный этап.[b]– Что все-таки значит «ловитор»?[/b]– В цирке это страховщик. Акробат, стоящий в основании пирамиды. Он принимает на себя все сальто и прыжки других спортсменов. Ловитор – тот, кто поддерживает. Кстати, сценарий раньше назывался «Кодла».[b]– А откуда у вас появился цирк, лилипуты?[/b]– К цирку в жизни я никакого отношения не имел. Но попытался выйти на обобщающий образ.... Колян стал поддержкой для своих «братьев» и «сестер», когда погибает Алик – его приемный отец. И через утраты растет как личность.[b]– Как нашли Олега Кулаева, сыгравшего главного героя, Коляна?[/b]– Я тогда был в шоке. Надо было через неделю снимать, а актера не было. И тут мне позвонили с одной цирковой площадки – приезжайте, посмотрите на мальчика (он как раз в тот день приехал из Берлина с гастролей). Поехал. Смотрю – коротышка, на вид лет двенадцать… На самом деле – 15. А мне как раз такой и был нужен. Я ему рассказал, что хочу сделать. А он мне – свою историю жизни, как оказался в цирке. Олег родом из Иванова. В цирк попал с улицы – остановили ассистенты, пригласили показаться. Он пришел – и остался на манеже.[b]– Поразительное совпадение с сюжетом – ведь Колян тоже с улицы оказывается в цирке…[/b]– Да, причем все это случилось с Олегом в то самое время, когда я писал сценарий. Так что это герой из самой жизни.[b]– А для других детей устроили кастинг?[/b]– Причем тщательный. 12 наших ребят (их число тоже не случайно) – в основном, московские дети из не самых благополучных семей. Мы понимали, что у детей должны быть несчастные глаза. И благодаря такому точному отбору ребята у нас не играют – просто живут в образе.[b]– В вашей истории, на мой взгляд, самое интересное, что добро там не однозначно, а очень даже сомнительно. Новая семья, которую обретают юные гавроши в старом самолете, – тоже отнюдь не идеал…[/b]– Конечно. Внешне – как бы семья. Дисциплина – им приказали не пить, не курить, не колоться, тащить деньги (и ворованные тоже!) в общак якобы на покупку дома в деревне. По сути – другая эксплуатация детей порочными взрослыми. Этот «отец» Алик – законченный наркоман. Внешне – идеализированная семья, а внутри у нее все равно грех. Вот Колян и хочет сделать добро, вскрыть зло, вырвать ребят оттуда. Но с прошлым так легко не расстаются. Самолет сгорел. Где им теперь жить? Но есть шанс, что они выкарабкаются.[b]– Причем история эта могла случиться где угодно. Этот захолустный городок со свалкой смахивает и на Челябинск, и на Саратов одновременно…[/b]– А другие говорят – вылитая Самара. И хорошо. Мы ушли от конкретики. Просто провинциальный город, областной центр. А снимали – в Подмосковье, за 35 съемочных дней. В основном – в Быкове и Малаховке.[b]– А правда, что самолет горел по-настоящему?[/b]– Правда. Я даже подумал, что он взорвется! В Быковском аэропорту полный бардак. Там в багажном отсеке самолета внутри оказались старые краски. Поставили огонь – все вспыхнуло. Попробуйте потушить горящий дюралюминий! Причем пожарники – козлы! Они протащили шланги, где надо. В шланге воды не было! Им по фигу! Представьте: там горит по настоящему, а мы еще не сняли пару кадров! Группа принялась тушить огонь сама. В крыльях ведь керосин! А в Быкове даже нет спецоборудования, чтобы его вытеснять водой … Хорошо еще, что мы успели отвести детей подальше. Группа и потушила пожар. И чудом каким-то сняли кадр, когда Добровольская выгоняет детей из самолета.[b]– Что еще запомнилось в работе с детьми?[/b]– Их бешеная неутомимость. После 16-часового рабочего дня вместо того, чтобы спать без задних ног, наши маленькие артисты от избытка энергии еще и бесились. Их поселили в гостинице аэропорта с романтическим названием «Родник» прямо надо мной. Это просто энерджайзеры какие-то! И я понял, что надо их гонять на площадке побольше…[b]– Приемную мать Мару сыграла Евгения Добровольская. Говорят, с ней работать непросто…[/b]– Вообще эту роль должна была играть другая актриса. И мне, может быть, было бы более комфортно работать с ней. Евгения Добровольская – женщина с характером. Но когда я увидел ее на пробах, все стало понятно. Мара – образ сложный, бесполезно было его логически просчитывать. Она должна быть такой – и все! В ней органично сочетаются все противоречия.[b]– Фархот, а вы знаете лично таких героических женщин, спасающих брошенных детей?[/b]– Хорошо сделанный сюжет не должен походить на жизнь. Это жизнь старается походить на хорошо сделанный сюжет.Я тут недавно узнал, что еще три года назад некая американка Хана (кстати, выпускница ВГИКа, фотограф) собрала брошенных детей, купила дом в деревне и зажила с ними одной семьей. И это совпадение – просто замечательно. Больше бы таких взрослых.[b]На илл.: [i]Фархот Абдуллаев и его юные герои (слева – Олег Кулаев).[/b][/i]