Откройте, «Полиция!»

[b]Еще Станиславский сталкивался с проблемой диких зрителей, которым надо было объяснять, что в театре снимают головные уборы и не лузгают семечки.[/b]Нынешние худруки, как правило, все больше по поводу мобильных телефонов беспокоятся, стихами и прозой умоляют отключить их, в МХТ еще просят не входить в зал с едой и напитками, а на Таганке – не втирать жвачки в кресла. В Театре у Никитских ворот на спектакле «Полиция» от вас потребуют срочно сдать в гардероб оружие и наркотики.Сдали? Теперь можно устроиться (не слишком удобно, так как зрителей вместе с креслами уплотняют, точно семьи в коммуналках) и посмотреть первую российскую постановку «Полиции» Славомира Мрожека, написанную полвека назад. Польский журнал «Диалог» с тремя новыми пьесами Мрожека, среди которых была и «Полиция», подарили переводчику Евгению Вишневскому со словами «Вот что должен играть настоящий студенческий театр!» Но пока студенческий театр раскачался, случился август 1968 года, Славомир Мрожек, который уже эмигрировал из Польши, организовал в Париже акции протеста интеллигенции против вторжения в Чехословакию и, разумеется, попал под запрет.Однако история, как ей и положено, движется по спирали (а то и вовсе по кругу), и «Полиция» Мрожека с сегодняшним днем очень даже неплохо корреспондируется.Последний политзаключенный в стране (Сергей Шолох) отрекается от своих убеждений, чтобы выйти на свободу. Шеф полиции (Юрий Шайхисламов) долго отговаривает его от этого шага, не скрывая своего разочарования. А также тревоги – теперь полиция не нужна. Его рьяный подчиненный (Владимир Давиденко) исполняет противную ему работу – провоцирование народа антиправительственными лозунгами: народ попросту бьет провокатора. В стране больше не осталось недовольных, и полиция пожирает саму себя, путаясь в том, у кого больше прав арестовывать.Постановка полна мрачноватых скабрезных гэгов в духе «Криминального чтива» – отрывая крылышки у пойманной мухи, полицай требует у нее «в глаза смотреть», избитому полицейскому зашивают голову канцелярскими скрепками и вместо энергостимулятора прикладывают к груди два чугунных утюга: «Разряд, еще разряд». Некий господин из кабарета «Полиция» поет «зонги» от Марка Розовского и режиссера спектакля Андрея Молоткова: «Давай уедем в Андалузию или в какую-нибудь Грузию, там мясо пахнет мандаринами», точно следуя эстрадному принципу «утром в газете, вечером в куплете». «Полиция», крикливая и шумная, как еврей на одесском привозе, поставлена с ностальгической оглядкой на шестидесятничество, когда они, переводчик, режиссер, сам Розовский, были молодые, и лишний раз дернуть власть за усы было ни с чем не сравнимым наслаждением. Тогда такую «Полицию», скорее всего, закрыли бы, сегодня же она бурно радуется собственной актуальности, хотя нельзя не заметить, что изощренные конструкции знаменитого абсурдиста утратили свою язвительную силу – против лома очень трудно сражаться рапирой.