Никита Михалков: Я должен быть голодный и злой

Завтра, 7 сентября, в конкурсе Венецианского международного кинофестиваля состоится мировая премьера фильма Никиты Михалкова «12». Ремейк классического фильма Сидни Люмета по сути дела совсем новое кино. От старого осталось только количество основных персонажей – двенадцать и то, что все они присяжные заседатели, которым нужно решить, виновен ли обвиняемый в убийстве или нет.[b]Поговорить о новом фильме с Никитой Михалковым удалось только на съемочной площадке его следующей картины «Утомленные солнцем-2».[i]Сняли прокладки – деньги в кармане[/b][/i]До самого отлета в Венецию Никита Михалков безвылазно работает здесь, на берегу Клязьмы, неподалеку от Нижнего Новгорода. Сюда же вернется сразу после фестиваля, потому что дел еще невпроворот. Вторые «Утомленные солнцем» снимаются с размахом.Громадная массовка, старая боевая техника, оружие, одежда военного времени – обо всем должна болеть голова именно у режиссера. Оттого у Никиты Сергеевича постоянный стресс. То пиротехники сработали не вовремя, то из трех пожарных машин, которые доставила военная часть, ни одна не работает. Наконец, съемочной группе объявили, что наступило время обеда. «Садись в машину!» – скомандовал мне Михалков.[b]– Никита Сергеевич, а вы что же, обедать не будете?[/b]– Нет, душа моя. Я на съемках не ем, иначе теряю энергию. А я должен быть голодный и злой.[b]– Из-за чего тогда приходится нервничать?[/b]– Ну, как относиться к тому, что берешь, скажем, оружие с «Мосфильма» со стопроцентной предоплатой, а ни один автомат не работает! Ни один. Мы говорим: давайте мы отремонтируем. Отвечают – да ну, зачем! Идет спекуляция на дефиците. Нужна машина 41-го года, а она не ходит. Поразительное отсутствие уважения к труду тех, кто эти машины делал.Говорят, это же старая техника. Е-мое! Она же тебя теперь кормит, поставь новый двигатель, отремонтируй, сделай так, чтобы все работало. Куда там! И в остальном все то же самое.[b]– Почему так?[/b]– Потерян стержень, уважение к профессии. Гламур кругом невозможный. Цветет реклама средств против перхоти, прокладок разных, жевательной резинки – труда-то особого не надо. Быс тро сняли, смонтировали, компьютерной графики добавили, все красиво и деньги в кармане. Шесть-семь реклам в месяц и ты в полном порядке. Зачем мучиться, в пыли, в грязи, в гари? Ответственность колоссальная. Зачем?! И так прекрасно живут.[b]– Получается, делаете этот фильм вопреки всему?[/b]– Абсолютно вопреки. Я снимаю самую крупную продукцию сегодня в Европе – вопреки всем возможностям страны снимать кино.[b]– Может быть, такие масштабные фильмы нам сегодня просто не под силу?[/b]– Неправильно, когда у большой страны нет большого кино. Не было бы у нас ни Андрея Тарковского, ни Киры Муратовой, известных во всем мире – если бы не было одновременно Сергея Бондарчука и Юрия Озерова. Страна с такой большой историей, как наша, должна иметь большое кино.[b]– Которое у нее было.[/b]– Конечно! В двадцатые годы причем. «Октябрь» – это разве не большой стиль? «Адмирал Ушаков», «Адмирал Нахимов», «Суворов» – это все потрясающее, большое кино.[b]– Как вы думаете, когда доведете съемки до конца, сможете переломить ситуацию или это будет ваша частная, отдельная победа?[/b]– Будет моя, частная, отдельная победа, если страна не поймет, что масштабный кинематограф необходим, что надо воспитывать высокопрофессиональные кадры, учить людей всем нужным на съемках профессиям. Когда работать плохо – стыдно, и каждый в ответе за свое дело.[b][i]Давайте поговорим[/i]– Фильм «12», похоже, как раз об этом – о личной ответственности?[/b]– Абсолютно верно. Очень счастлив, что сделал этот фильм. Вы правильно говорите – он именно об этом.[b]– Пьесу американца Реджинальда Роуза «12 разгневанных мужчин» вы ставили еще в студенческие годы в Щукинском училище. У вас, похоже, давняя любовь к этому произведению.[/b]– Я не думал тогда о том, о чем думаю сейчас. Тогда мне была интересна метаморфоза, которая происходит с персонажами, вынужденными принимать решение. Вообще рождение чего-то нового на глазах у зрителей вещь очень терпкая, увлекательная. Мне этим нравилась пьеса. Но сейчас это не ремейк – потому что там история о том, как прекрасен и гуманен в Америке закон. Наш фильм совсем о другом.[b]– Как шла работа над сценарием, который вы писали втроем вместе с Владимиром Моисеенко и Александром Новотоцким? Как получилось, что в фильме «12» затронуто столько актуальных тем? Как будто вы специально их собрали. Мол, поговорим об этой проблеме и вот об этой?[/b]– Да, именно так. Я просто для себя выписал для начала на бумаге все важные моменты, больные вопросы. Публицистические какие-то вещи, разговоры, которые часто возникают практически у всех. Как сказал Маковецкий в фильме остальным присяжным: обвиняемый такой же человек, как и мы. Давайте сначала разберемся, что произошло, давайте поговорим. Не поболтаем, а ПОГОВОРИМ. Русским людям важно хотя бы иногда не трепаться, а именно разговаривать. Тогда появляется нужное решение, философия жизни проясняется. Вся природа русская к этому располагает. Как Ключевский гениально писал: «беспорывность русского пейзажа». Гениально абсолютно! Это не горы, не океан. Ровный, спокойный пейзаж рождает тягу к размышлениям.[b]– У русского человека часто приятными разговорами все и ограничивается.[/b]– Точно. И в фильме есть слова об этом. О том, как часто у нас так все и происходит: пообсуждали, погорячились, а дальше ничего. Потрендели и разошлись. Ничего не можем довести до конца, потому и увязаем в своих проблемах.[b]– Вы решились на рискованный шаг – у каждого персонажа фильма есть большой монолог. Для кино это очень смело.[/b]– А я вообще считаю, что это новаторская картина. Для меня, по крайней мере. И как актеры ни страдали, я не снял ни одного укрупнения в монологах, чтобы не иметь соблазна их вставить. Или будут слушать, как это в жизни бывает, на общем плане: когда человек ходит, говорит и его все слушают, потому что это волнует.Или не будут, тогда никакие крупные планы не помогут. Это риск огромный, но я на него шел.[b]– В России всем понятно будет, о чем болит душа у персонажей «12». А за рубежом, как думаете, вас поймут?[/b]– Честно сказать, в принципе, при всем моем огромном желании, чтобы в мире картину приняли хорошо, мне тысячу крат важнее, чтобы «12» максимально много и долго смотрели дома, в России.Мне хотелось сделать фильм увлекательный и неожиданный для всех. Не то что я натужно морщу лоб, говоря какие-то умные вещи, – мне важно, чтобы свой интерес нашли в нем и взрослые люди, и те, кто днюет и ночует в Интернете. У нашей истории есть и повороты внезапные, и смешного хватает. Скучно не будет.[b][i]Честь имею[/i]– Чеченская тема, наверное, стоит на первом месте в вашем фильме. Может, по-вашему, художественное произведение каким-то образом повлиять на решение насущных вопросов?[/b]– Точно знаю одно: фильм должен заставить задуматься о том, что нельзя к этой сложной проблеме относиться как-то вообще, не дифференцируя. О чем я хочу сказать? Решить, допустим, иракскую проблему так, как ее пытаются решать, нереально. Потому что когда человек садится в самолет, сажает в него триста пассажиров и врезается в небоскреб, совершая таким образом чудовищный акт массового убийства, а его мать принимает поздравления за героический поступок сына и благодарит Аллаха за все, что случилось, – с этой женщиной решить вопрос путем ее экзекуции или расстрела невозможно. Нереально. Это все равно что вегетарианцу сказать: мы тебе мяса не дадим. Он его и так не ест! С чеченской проблемой то же самое.Привычным способом ее не решить. Путь один: надо сделать этих людей заинтересованными в том, чтобы Россия была нашей общей страной.[b]– Русский офицер в вашем фильме воспитывает чеченского мальчика, взял его в свою семью. Наверное, не случайно зовут его дядя Володя?[/b]– Господь с вами! ([i]смеется[/i]). Таких ассоциаций у меня и в мыслях не было.[b]– Вот сейчас вы на съемках «Утомленных солнцем-2» столкнулись с разваленной нашей армией. Разве есть там такие идеальные офицеры, как в вашем фильме?[/b]– Есть. Они не идеальные, а настоящие. И потом где еще, как не в армии, искать такие понятия, как честь, долг? В гражданском нашем обществе честь отсутствует вообще как явление. В армии хотя бы есть эти два слова «честь имею». По большому счету, тот персонаж, которого я играю, абсолютно железно выполняет то, что составляет смысл этих слов: «честь имею».[b]– И он единственный персонаж, который в конце обретает имя. Остальные ведь так и остаются безымянными[/b].– Конечно. Потому что безликая масса равнодушна и бездеятельна. Имя есть у того, кто готов взять на себя личную ответственность.[b]– Расскажите о двух чеченских мальчиках, которые сыграли подсудимого – в детстве и в настоящем времени.[/b]– Замечательные два братика Абти и Абди Магамаевы. Мама у них потрясающая. За несколько дней до съемок у них умер отец, я об этом потом уже узнал. По ней нельзя было догадаться – ни слезинки на глазах, такая же приветливая и ровная, как всегда. Очень внимательно и ревностно оберегала все обычаи, следила, чтобы все было точно. Героя в сценарии называли Умарчик, она говорит – нет, неправильно. У нас звали бы Умарик. Я шел за ней просто след в след, прислушивался ко всем ее замечаниям. А мальчики ее танцуют в ансамбле. Когда мы закончили снимать последнюю сцену в Геленджике, был банкет. Старший, ему 14 лет, подошел ко мне и говорит: «Я не знаю, какой получится фильм, но я хочу сказать вам спасибо от всего чеченского народа».[b][i]Не получил ни копейки[/i]– Ксенофобия в нашем обществе – об этом тоже говорят герои фильма.[/b]– Наша картина очень русская. И патриотичная. Но я уверен, что не может быть по-настоящему патриотичной картина, основанная на ксенофобии. Шовинизм и ксенофобия – это когда я люблю свое за счет других. Если утверждают: я лучше тебя. Эту тему я начал еще в «Урге», когда глазами русского шофера показывал совсем другой уклад жизни, непонятный для него мир. Все иное, непривычное надо воспринимать с уважением, потому что так живут люди, это их выбор, их право.[b]– Фильм предваряет эпиграф: «Не ищите бытового правдоподобия, ищите правду бытия». Как раз о правдоподобии я хотела бы спросить. В России – это известные цифры – всего 0,4% оправдательных приговоров. Остальные – обвинительные.[/b]– Да. И в России не требуется единогласного решения суда присяжных – я это тоже знаю. Но так нужно для драматургии и для того, чтобы затеять большой диспут. Не только на экране, но и потом, после фильма. Я нутром своим чувствую, что эта картина очень важна для всех нас.[b]– То есть вы не будете очень огорчены, если в Венеции вам не дадут приз?[/b]– Я буду огорчен, конечно. Но, так сказать, бытово огорчен. Получать призы очень приятно, не буду лукавить. Однако по серьезному счету, никакие награды, независимо от того, получу я их или нет, не меняют моего отношения к этой работе. Я уверен, что эта картина долгоиграющая. Мы ее делали душой, сердцем – не ради фестивалей, а для того, чтобы высказаться. Для меня принципиально важно, чтобы как можно больше людей ее посмотрело.Вот, хочешь верь, хочешь не верь, как на духу говорю – я не получил ни одной копейки ни за сценарий, ни за режиссуру, ни за продюсерскую работу, ни за актерскую.[b]– Почему?[/b]– Потому что у нас не было этих денег. Актеры стоят дорого, производство стоит очень дорого, и что же, еще я буду качать права? Для меня настолько важно было эту картину сделать, что все остальное не имело значения.[b]О ЧЕМ ФИЛЬМ[/b]В[i] захламленном школьном спортзале запираются члены суда присяжных, чтобы вынести свой вердикт по делу об убийстве русского боевого офицера его приемным сыном – чеченским подростком. Так начинаются «12». Действие из спортзала несколько раз вырвется наружу. В фильме есть сцены, снятые на природе, что сразу отличает его от классических «Двенадцати рассерженных мужчин» Сидни Люмета, где время и место действия были едины и где был главный герой – председатель суда в исполнении Генри Фонда.У Михалкова все двенадцать существуют на равных. У каждого своя правда, свои резоны осуждать и оправдывать. Вместе – они как бы срез современного общества. Среди присяжных заседателей есть врач (Сергей Газаров), телепродюсер (Юрий Стоянов), ученый-изобретатель (Сергей Маковецкий), шофер-бомбила (Сергей Гармаш), директор кладбища (Алексей Горбунов) и еще несколько таких же узнаваемых типажей в исполнении знаменитых артистов.Несмотря на отсутствие привычных зрелищных эффектов и модного рваного монтажа, фильм затягивает остротой дискуссии, своеобразной манерой повествования и количеством звезд. Судебное заседание снято как психологический триллер. Ноу-хау Михалкова в том, что все занятые в фильме актеры ежедневно работали на съемочной площадке, их снимали несколько кинокамер, поэтому в действии ежеминутно участвовали все сразу.Самый таинственный персонаж в «12» сыгран самим Михалковым.Ему же принадлежат заветные мысли режиссера о том, как всем нам жить дальше. Но и все, что говорят персонажи этого фильма, можно рассматривать как михалковское «не могу молчать!»[/i]