Тянул ямку – выроят ямку

[b]Премьерой неожиданно востребованных разными театрами «Старосветских помещиков» открылась во МХАТе еще одна сцена – Новая. Этакий полигон для дебютов и экспериментов, новых пьес и оригинальных интерпретаций – и слава большой сцены, которую иностранные артисты в порыве восторга целуют со слезами, не давит, и солидный брэнд театра сохраняется.[/b]«Старосветских помещиков» поставил Миндаугас Карбаускис (выпускник Петра Фоменко и сам уже преподаватель режиссуры в alma mater, а также первый режиссер, которого Олег Табаков взял в штат «Табакерки», где Карбаускис поставил «Долгий рождественский обед» Уайлдера).Его «Старосветские помещики» – спектакль молодой и горький. Молоды в нем все, в том числе и главные герои – пара миргородских «старичков», которые жили счастливо и друг без друга прожили недолго: овдовевшему помещику явилась его покойная жена и позвала за собой… Пульхерия Ивановна Полины Медведевой – по балетному грациозная, хлопотливо жертвенная (терпеливо ждет, пока муж выпьет чашку чая, чтобы тут же отдать ему свою) и деловито мудрая, когда приходит время заговорить о смерти. Афанасий Иванович Александра Семчева – раблезиански упитанный и безмятежно блаженный, пока смерть жены не сломает его точно растение.Спектакль четко делится на две части – жизнь в поместье Товстогубов до и после смерти Пульхерии Ивановны. Первую часть – полурастительную идиллию двух бездетных старичков, коротающих свой век за соленьями, вареньями, хлопотами, гостеприимством и благодушием, — Карбаускис превратил в калейдоскоп азартных аттракционов, цирковых трюков и театральных цитат, в пространство для чистой театральной игры. То вдруг челядь — дворовые девки с единственным «мужчиной», юродивым комнатным мальчиком (Никита Зверев) – оборачивается стайкой надменных гусынь. То Афанасий Иванович в уморительном рыцарском порыве пытается снять с пирамиды полок и сундучков свою благоверную, невесть как туда забравшуюся в поисках очередного соленья. То комнатный мальчик азартно охотится за мухами, заставляя вспомнить знаменитую лацци (шутку) из стиля комедии дель арте.Тонкий эротизм разлит в знойном воздухе этой идиллии. Афанасий Иванович млеет от супружеской «ласки», когда Пульхерия Ивановна поливает цветочные узоры на его кафтане. Накрывая на стол, буйные дворовые девки соблазняют юродивого, жонглируя тарелками, которые превращаются в завлекалочки для любовных игр. А чуть позже одна из них заманит дурачка в темные сени и будет откровенно домогаться его, рассказывая страшную сказку про хозяйскую кошечку, которая убежала с дикими котами, а после вернулась к хозяйке, и та почувствовала приближение смерти.Во второй части спектакля – жизни после смерти любимого человека – образный ряд становится лаконичнее и жестче. Утомленные погребением хозяйки, девки валятся с лопатами вокруг Афанасия Ивановича и начинают, похохатывая, сыпать циничными поговорками про смерть. Что-то вроде «тянул лямку — выроют ямку». Грубоватая Явдоха (Юлия Полынская) по-своему даже неуклюже жалеет затосковавшего хозяина. Но после, устав жалеть, душит его, чтобы насильно запихать в рот ненавистную ему теперь еду.Девки соблазняют его едой, как второго юродивого, задвигают подальше в угол, точно мебель, и, как с вещи, стирают с него пыль.За смертью – Пульхерией Ивановной, чья бесплотность обозначена шагом актрисы на черных пуантах (пригодилось балетное образование Полины Медведевой) – Афанасий Иванович поплетется покорно и услужливо. А девки, закопав и хозяина (здесь не хоронят, а именно деловито закапывают), повалятся вместе и затянут песни (каждая – свою), сложив из красивых мелодий страшную какофонию распада.Молодой литовский режиссер взглянул на гоголевскую повесть намного пессимистичнее своего знаменитого коллеги Валерия Фокина, который поставил «Старосветских помещиков» с Лией Ахеджаковой и Богданом Ступкой (невольных сравнений не избежать из-за временного соседства двух спектаклей). У Фокина смерть была светлой неизбежностью, местом встречи двух любящих людей – неважно, в каком из миров. Карбаускис на гамлетовский вопрос: «Какие сны в том смертном сне приснятся?» – ответил образно и однозначно: там ничего не будет.