Шерше ля фам

[b]Звон трамваев, солнечные блики, яркие пятна платьев у женщин. Женщин, столь недоступных для тихого девственникаэротомана Эрвина, что их созерцание и мысленное коллекционирование превращаются в его единственную радость.[/b]Пока однажды в летнем кафе к нему не подсядет дама постбальзаковского возраста, не отрекомендуется Чертом и не пообещает предоставить ему к ночи столько женщин, сколько он отметит взглядом. С одним условием – его воображаемый «гарем» должен насчитывать нечетное число «наложниц». Юноша пустится «собирать» взглядом женщин, погонится за количеством и незадолго до наступления ночи наслаждения догонит свою лучшую избранницу, тринадцатую по счету, чтобы узнать в ней почти забытую первую. «Жалко», – скажет Черт. «Жалко», – согласится Эрвин. – «А, впрочем, все равно». «Все равно».Такова набоковская «Сказка» из берлинского цикла рассказов «Возвращение Чорба», которую выпускник Петра Фоменко Василий Сенин поставил в Театре им. Вахтангова. Судя по возрасту, на режиссерский факультет Сенин пришел практически со школьной скамьи, поставил выпускной спектакль «Фро» и сразу получил приглашения в несколько театров.Скромника Эрвина играет один из самых темпераментных молодых вахтанговцев Павел Сафонов. Черта, посетившего землю на сей раз под именем госпожи Отт, — вахтанговская прима Юлия Рутберг. Подростокстаруха, хулиган и «фам фаталь», леди-андрогин и госпожа эксцентрика; одна нога обута в изящную туфельку-«шпильку», другая – в увесистый мужской ботинок и носок на подвязке (по аналогии с булгаковским «один глаз черный, другой – почему-то зеленый»). Словом, фейерверк и брызги шампанского – вот определения для игры Рутберг в чертовку. Список действующих лиц дополняет не предусмотренный Набоковым конферансье – чертовкин напарник-сутенер (Олег Макаров). Все остальные – пресловутая театральная массовка, из которой режиссер удачно выстроил целый параллельный спектакль, переведя десять страниц витиеватой набоковской прозы в область бессловесного, но не менее выразительного танго. Желанные женщины и их мужчины (которых Эрвин по простоте душевной не берет в расчет) флиртуют, ревнуют, любят и ненавидят под музыкальный «комментарий» уличных музыкантов (джаз-банд из трамвайчика, разъезжающего по сцене, – еще один привет Булгакову).Для стильного, остроумного, хорошо придуманного спектакля режиссер зачем-то сочинил хеппи-энд. У Набокова первая любовь Эрвина (та самая перваятринадцатая) становится и его первой потерей, преданной в погоне за другими. У Сенина тихий одинокий очкарик после бурной ночи встречает утром в трамвае свою первую-тринадцатую, такую же одинокую и очкастую, с книжкой под мышкой. И это мыльное простодушие совершенно не вяжется с горькой иронией набоковской «Сказки». Зато получилось прямо по Вертинскому: «Я сегодня смеюсь над собой./ Мне так хочется счастья и ласки./Мне так хочется глупенькой сказки./Детской сказки наивной, смешной».