С другом многих классиков двадцатого века мы говорили незадолго до его предновогоднего юбилея. В последних числах декабря Евгению Рейну исполняется семьдесят пять лет… [b]– Евгений Борисович, вас связывают с Бродским, да вы и сами уже стоите на классической ступеньке... И как себя ощущаете в этом качестве?[/b] – Вы знаете, я так о себе не думаю. Конечно, прошла долгая жизнь, я кого только не знал – Пастернака, Ахматову, дружил с Бродским, издал, наверное, больше двадцати книг, преподаю в Литинституте, у меня семинар поэзии. Ну, что сказать? Если кому-то мои стихи симпатичны, я очень рад. [b]– А вы сами перечитываете классиков? Есть, может быть, настольная книга из классиков?[/b] – Перечитываю постоянно. Я вырос в семье, где была превосходная библиотека. Я ее почти всю сохранил. У меня, я думаю, есть почти весь поэтический классический книжный набор. Весь – с восемнадцатого века. Я уже мало читаю нового. Я перечитываю. Всех, начиная с Ломоносова, Державина, Батюшкова, Жуковского. Ну, конечно, Пушкина, Лермонтова, наших великих прозаиков. Вот недавно перечитывал романы Тургенева. Я, кстати, не владею компьютером, я читаю только книги, принадлежу, так сказать, к гутенберговской эпохе. [b]– Кто-то из современных писателей вам интересен?[/b] – Конечно. Вот Фазиль Искандер, он замечательный писатель. Люблю и прозаиков советского периода: Трифонова, Катаева, Олешу… Я их всех знал лично. [b]– Но они все уже классики, а вот из молодых?[/b] – Из молодых? Вы знаете, я читал книги всех этих постмодернистов, но мои симпатии где-то вне этих явлений. [b]– А как книга попадает к вам в руки?[/b] – Я же работаю в Литинституте, у нас хороший книжный магазин. Необыкновенно обильный и дешевле остальных магазинов. Я и в центральные книжные магазины всегда захожу, и мне очень многое дарят, присылают, в том числе из-за границы. Еще журналы просматриваю. Опять же в Литинституте очень хорошая библиотека, там газеты, журналы, энциклопедии – все есть. Да у меня и дома огромный подручный материал. [b]– Евгений Борисович, помните ли вы свое самое первое детское желание – «вот кем стану, когда вырасту»?[/b] – ([i]Смеется[/i].) Трудно сказать. Мальчиком я кем только не мечтал быть – пилотом, матросом, но я очень рано начал что-то сочинять. Где-то лет в семь-восемь. Уже в школе писал стишки какие-то, заметки в стенгазеты. Мне было лет четырнадцать, когда я стал репортером ленинградских газет. И многие-многие годы чуть ли не в каждый номер что-то писал. [b]– А свою самую первую публикацию помните?[/b] – Это были стихи. В газете «Ленинградская здравница». Есть такой городок под Ленинградом – Зеленогорск, он же Териоки. Я учился в десятом классе, написал стихотворение и принес в редакцию. Это была самая удачная моя акция: стихотворение уже на следующий день появилось в газете. Никогда больше таких удач не было. А потом у меня были сотни публикаций – журналистско-репортерских. [b]– А как вы отдыхаете, что называется, от работы писателем? Может быть, хобби есть?[/b] – Вы знаете, в детстве я собирал марки, монеты, книги. Вот книги все-таки главная моя забота всей жизни. Я когда-то, когда жил в Ленинграде, обходил там разные пункты утильсырья, был другом всех букинистов, собирал книги. К сожалению, у меня были такие периоды в жизни, ну, как бы сказать, такого неполного материального обеспечения, и кое-что пришлось продать. [b]– Что бы вы могли пожелать читателям «Вечерней Москвы»?[/b] – Я бы им мог пожелать обратиться к великому наследию русской культуры. Не погружаться навсегда в Интернет. Конечно, читать газеты, журналы, но полюбить великую русскую литературу. Великую – у нас величайшая литература в мире. Один Толстой чего стоит. И перечитывать. Потому что наши великие писатели, и философы, и публицисты, они ответили на очень многие вопросы, которые сейчас нас мучают. И не надо изобретать велосипед два раза. Почитайте Пушкина, Толстого, Достоевского, Лескова, там есть ответы на очень многие вопросы. [b]МАРТ[/b] [i]Кончался март. Была весна из ранних. Подтаял снег. Мир исходил в гримасах и рыданьях – Как человек. Я прожил век в глуши провинциальной, Я ждал тебя – Весенний день, блистающий, венчальный, – Свой нрав скрепя. И вот стою среди кремлевских башен Наперерез. Летит по переулку, прям и страшен, Тот «мерседес». И все-таки, насколько кровь сильнее, Чем нефть и власть. И пусть питье отравы солонее, И хрупок наст. И все-таки, я ждал и я дождался, Теперь – держись. Но я не твой противник, государство, Я – просто жизнь.[/i] [b]ХИТРОУ[/b] [i]«Конкорд» клюет над Хитроу, английское утро промыто. И кажется мне порою, что я дошел до лимита. Что все, как у рака, в прошлом, А здесь только ланч с «маргаритой». Я стал не дохлым, а дошлым с полузабытой обидой. Я стал не умным, а ушлым, сменял овцу на корову. Могу атлантическим утром Спокойно взлететь над Хитроу. Курить махорку и «Данхилл». Пить даже сухую воду. Ко мне мой хранитель-ангел не смог дозвониться по коду. И вот я сижу у стойки, уже не считаю «дринки», Все лестницы мне пологи еще пока по старинке. И бабы еще интересны, и впору еще костюмы, И есть адресок на Пресне, где можно прилечь без шума. Но здесь, в Хитроу, Хитроу, за милю до океана, Я знаю, я чувствую кровью, что поздно, и что еще рано.[/i] [b]ПЕЙЗАЖ[/b] [i]«Старый буфет извне, так же как изнутри, Напоминает мне Нотр-Дам де Пари». Ну, и что? Ну, и что? Где твой старый буфет? Дом, ботинки, пальто? Ничего уже нет. Есть пустота, развал, Перепахан газон, Флот потоплен, и пал Старый твой бастион. Там, за Литейный, за Преображенский собор, Кто-то заводит глаза И говорит: «Nevermore». Кто-то стоит на углу – Там стоянка такси, Авто загибает дугу, Скажем ему «мерси». Сядем в старый «москвич» – Есть и такие еще, Ржавый, побитый, коричневый, но ничего. Едем туда, туда, Сам не знаю, куда, Может быть, на острова, Может быть, в храм Покрова. Там поставим свечу, И на Елагин потом, Что я сказать хочу, Что-нибудь ни о чем. Нас привезет назад Бешеный BMW, Ночью тени скользят, Ходят огни по Неве. В доме твоем в углу Где-нибудь на полу Мы под старым пальто Крепко заснем за то, Что были так ни к чему Там, где царит резон, Что непостижно уму И растравляет сон. Промаемся так до утра, Вот и пришла пора: Тебе надо в Дантов круг, А мне на север и юг. Проводи меня до дверей, Опохмелиться налей, Прощай, обними, скажи, Ведь рядом нет ни души. Только лишь ты и я, Пришла за тобой ладья, Ты на том берегу В облаке темноты, Что я сказать могу? То, что я – это ты.[/i] [b]***[/b] [i]Рынок Сенной теплой весной в талом снегу. С кружкой пивной под выходной, жизнь на бегу. Кружит в объезд этих вот мест старый трамвай. Ост или вест? Шар или крест? Сам выбирай. Свет или тьма? Смотрят дома на виражи. Жизнь задарма, что бахрома, вот и скажи. Припоминай, старый трамвай. Нечет и чёт. Сам выбирай – март или май. Век или год.[/i]