"Искупление" - история одной талантливой подлости

Четкий стук древней пишущей машинки будет преследовать нас на протяжении всего фильма. Ностальгический драйв минувшей эпохи? Намек на литературность сюжета? И то, и другое, и еще кое-что, что принесло картине Джо Райта за саундтрек один из двух «Золотых глобусов». И говорят, этот стук вполне до «Оскара» может довести. Можно ли на бумаге исправить допущенную в жизни трагическую ошибку? Одна писательница решилась на этот эксперимент. Насколько он удался, судить зрителям этого киноребуса по роману Иэна МакЮэна. Сначала Джо Райт предлагает насладиться картинками летней сельской Англии 1935 года. Солнце, трава, цветы, фонтаны, распахнутые окна, белые платья… Экзальтированная девочка-подросток Бриони Таллис (Сорша Ронан), обуреваемая буйной фантазией и дурным характером, ставит собственную пьесу в домашнем театре, заставляя подчиниться себе зависимых от нее детей. Ее старшая сестра Сесилия (Кира Найтли), разморенная жарой и ничегонеделанием, обращает внимание на молодого сына экономки Робби (Джеймс МакЭвой). А у того гормоны уже играют победный марш… Всего лишь одно недоразумение – перепутанное письмо, врученное не тому адресату, полное сомнительных комплиментов – и пружина интриги закручивается похлеще часовой. Конечно, после сцены у фонтана, когда открываются прелести «пиратки» Найтли в мокром платье в облипочку, никто уже не сомневается, чем закончатся эти пылкие взгляды. И вот Робби и Сесилия, изнуренные обоюдным желанием, соединяются в библиотеке, что тоже весьма символично (книги и письма, как вы поняли, здесь тоже герои). А настырная Бриони, прочитавшая чужое письмо, застукивает любовников, решая, что Робби — насильник. И закладывает его потом с потрохами – когда совершается настоящее преступление и ищут виновника. Трагедия в особняке Таллисов венчает ужин: Робби арестован за преступление, которого он не совершал. Потом у него будет тюрьма-война, снятая, может быть, чересчур декоративно (привет «Долгой помолвке»!). Вместо поля битвы – пляж, превратившийся в военный лагерь, страдающие калеки, морской прибой, умирающие лошади, наконец, над всем – инфернальное чертово колесо… А уж сцена потопа в метро– прямой отсыл к «Титанику». Между тем подросшая Бриони, ставшая медсестрой в госпитале (надутая Ромола Гараи) испытывает муки раскаяния, поняв, что оболгала ни в чем не повинного человека и разрушила счастье сестры. Она решает просить у Сесилии прощения… На этом остановимся – здесь уже начинается совсем другая история, в которой Бриони-девочка-девушка трансформируется в Бриони-бабушку, ставшую знаменитой писательницей – мудрую и благородную Ванессу Редгрейв. Она-то (Редгрейв) пояснит нам, где тут правда, где вымысел, и возможно ли в принципе «переписать любовь» и оправдать детское стукачество. Так, из нравственно-духовных категорий эта романтическая мелодрама вырастает в какой-то эстетический казус. Искупление не становится покаянием. Растворяется в литературном тумане и протест против сословных предрассудков, которые на лоне природы стирают в порыве страсти плебей Робби и патрицианка Сесилия. Так эта love-stоry не поднялась до символизма «Чайки». А Сесилия не стала новой Ниной Заречной, Джейн Остин или Ангелом. Она осталась той же Кирой Найтли forever – страстной, несчастной, прикованной к несбывшимся мечтам, среди которых отчетливо читается волшебное слово «OSKAR».