«Сильфида» Августа Бурнонвиля в Большом театре

Завтра в Большом театре состоится премьера балета Августа Бурнонвиля «Сильфида». Постановку осуществил знаменитый танцовщик Йохан Кобборг. Этот блистательный виртуоз датской школы знает многие секреты и теперь уже как хореограф делится ими. Он предложит свою версию знаменитого балета. – Почему вы решили посягнуть на балетную «святыню» XIX века? – Мое желание заключается в том, чтобы этот балет жил сегодня и продолжал жить. Спектакль «Сильфида» скорее не о действии, а о взаимодействии. Я добавил некоторые штрихи для очевидности ситуаций, хочу сделать какие-то моменты более явными. Например, подчеркнуть внутреннее сомнение Джеймса. Больше высветить непохожесть Джеймса и Эффи. Ею движет только желание выйти замуж и ничто больше. А вот Джеймсу можно приписывать что угодно, только не практичность: он следует сердцу и идет за своими надеждами. В балетах Бурнонвиля есть жест – поднятый вверх палец: во всем, что делаешь, должен быть высший смысл. Если, например, ты ведом лишь сексуальным голодом, ничего хорошего с тобой не случится… – А как бы вы охарактеризовали стиль Бурнонвиля? – Естественность, когда движения исполняются без приготовления, когда они не подчеркиваются и «не продаются» артистом. От этого есть впечатление легкости исполнения. Руки фиксированы и не задействованы, если нет необходимости. Нет движений рук только ради красоты самих движений. Но танец – это то неуловимое, что происходит между балетными па. Все должно быть органично для выявления характера персонажа. Надо остановиться и подумать, что мы хотим этим балетом сказать. Надо освежить «Сильфиду» не ради изменений, а чтобы вернуться к основам. – Со времен Бурнонвиля изменились и физика, и техника танцовщиков. Как это адаптируется в старинном балете? – Если кто-то умирает, то прах надо оставить в покое, а душу взять. Душу надо вдохнуть в стиль, и это важнее, чем лимитировать сегодняшнюю технику. Балет не декоративное искусство. У зрителя должны возникать вопросы, иначе ему достаточно посмотреть спектакль один раз. А балет при этом превращается в музей. Уважая традиции Большого театра и датской школы, я хочу, чтобы они не утратили своей идентификации при создании спектакля. – Часто артисты изображают Сильфиду и Джеймса как виньеточный лубок на открытке. Какова концепция вашей «Сильфиды»? – Не пытаясь превратить балет в тяжелую психологическую театральную пьесу, в «Сильфиде» невозможно избежать некоторых моментов, которые выводят этот балет из категории просто волшебной сказки. Как танцовщик, я знаю, что есть много трактовок партии Джеймса. С годами меняется видение этой роли. И всетаки на эту историю я смотрю глазами Джеймса. Сильфида же существует только в его воображении. Разговор с Сильфидой – это разговор, обращенный во внутрь себя. Всегда есть неуверенность в том, какой путь избрать. А если и выбрал, то никогда не знаешь, правильный ли он. Джеймс неудовлетворен тем, что предлагает ему реальность, он бежит за Сильфидой в поисках счастья. Но когда мечты сбываются, то они становятся уже реальностью. Нельзя получить то, о чем мечтаешь. Джеймс этого не понимает. Конечно, у Джеймса есть в спектакле моменты абсолютного счастья, но они долго не длятся. Поймав Сильфиду, он ее сразу теряет. – Насколько важен дуэт в балете? – Важно единое видение истории, ментальное совпадение характеров. Нужно одинаково слышать музыку. Из комбинации многих факторов складывается дуэт. Если бы это можно было объяснить, у нас было бы много замечательных пар. Чем вас привлекает картина? Чем-то неуловимым. Так и в балете что-то необъяснимое вызывает симпатию в дуэте. – Останется ли в вашей версии колдунья Мэдж? – Это очень важный персонаж. Она не колдунья. Так же, как и Сильфида, Мэдж играет воображением Джеймса. Ее будут исполнять в моей версии и мужчины, и женщины. – Добавлены ли в балет новые мизансцены? – Существует либретто «Сильфиды», написанное когда-то самим Бурнонвилем. Уже дочитав его до четвертой страницы, я нашел сцены, о которых раньше не знал. Их в балетных версиях нет. Как хореограф, я понимаю, что на бумаге можно написать историю, набрасывать идеи, но когда приходишь в репетиционный зал и начинаешь работать с артистами, то что-то меняешь. Но когда была найдена старинная партитура «Сильфиды» с конкретными ремарками под нотами самого Бурнонвиля, это было как открытие Луны. Эти идеи стали библией для меня. Я понял, что все описанные сцены в либретто были раньше в балете. Я использовал базовый «скелет», намеченный Бурнонвилем, и включил найденное в свою версию. Вы увидите для себя новую интерпретацию некоторых сцен, хотя они соответствуют либретто на сто процентов! – А музыка Лёвенскьольда остается неизменной? – Конечно. Хотя в дивертисменте второго акта структура музыки, по-моему, больше похожа на «Корсара». Восемь лет назад датский специалист по истории музыки сказал мне, что нашел оригинальную партитуру Лёвенскьольда. Кто-то когда-то давно положил эту партитуру не на ту полку, и много лет она пролежала в забвении. Теперь открыто еще дополнительно 20 минут музыки. В ней есть длинноты, которые мы купировали, чтобы не терять ритм спектакля. – Как работалось в Большом? – Хотя в каждом театре свои нюансы в организации работы, мне здесь нравится. Солисты – милые люди и замечательные танцовщики. – В 2005 году вы уже поставили «Сильфиду» в Лондоне, теперь вот в Москве. Где еще пропишется этот балет? – В этом году поставлю «Сильфиду» в Японии и Швейцарии. И еще готовлю в Лондоне новую программу, включающую три мои новые постановки, в одной из них станцую сам. Это вызов. – Каковы ваши предпочтения: любимые партнерши, спектакль и роль? – Партнерша – Алина Кожокару. Спектакль «Онегин» Джона Крэнко. Любимых ролей три: Джеймс, граф Альберт и Онегин. – Круг ваших интересов, помимо балета? – Я из актерской семьи, и родители всегда поощряли все мои увлечения. Раньше я пел. Немного играю на ударных, скрипке, гитаре, пианино. Очень люблю музыку Малера и первую часть скрипичного концерта Чайковского. – Как выходите из депрессий? – Плохое настроение бывает связано только с танцевальной карьерой. Но тут я могу сам что-то изменить, чтобы выйти из этой ситуации. Начинаю думать о хорошем. А вообще я счастливый человек.