ЛТП для наркомана. Шанс выжить или тюрьма?

В прошлом выпуске приложения «Спасибо — нет!» было напечатано письмо читателя Евгения Шилина. Он высказал мысль о создании специальных лечебно-трудовых профилакториев по типу советских ЛТП, где люди, страдающие наркозависимостью, могли бы под контролем врачей и правоохранителей работать на благо общества.Как к этой идее относятся специалисты? Не станет ли ЛТП новой тюрьмой? Кто и как будет определять контингент такого заведения? Об этом и многом другом — наш сегодняшний разговор [b]с заведующим отделением медицинской реабилитации Федерального научно-исследовательского наркологического реабилитационного центра МЗ РФ Владимиром МАЗУЛЕВСКИМ.— Владимир Георгиевич, вы считаете возможным возрождение ЛТП? Мне, например, почему-то вспомнилась старая райкинская интермедия: «…привяжите к ноге балерины динамомашину. Пусть электричество вырабатывает, пользу приносит». Сравнение, конечно, рискованное, но…[/b]— Я бы не употреблял слово «возрождение», хотя использовать опыт бывших ЛТП, несомненно, нужно. Речь ведь не в том, чтобы «наркоманы пользу приносили», а о длительном курсе реабилитации больных людей. Что такое ЛТП по-советски, я знаю не с чужих слов, поскольку в 1980 году, сразу после студенческой скамьи, был направлен в лечебно-трудовой профилакторий, отработал там 10 лет и только в 90-м перешел в систему здравоохранения.Считаю, что ситуация диктует определенные изменения характера лечения. Очень много людей сейчас привлекаeтся к уголовной ответственности за хранение наркотических средств. Этим людям определяют сроки осуждения до 2 лет. Либо условно, либо с отсрочкой наказания. И все они снова попадают на улицу и употребляют наркотики. По Восточному округу в 2001 году (я готовил программу по реабилитации наркоманов, осужденных по 228-й статье) за три месяца за хранение и сбыт наркотиков возбуждено больше тысячи уголовных дел. В диспансере на этот же период стояли 357 человек. А ведь это пиковый год, когда количество наркоманов было огромным. Наркоманы, как раньше, так и сейчас, не очень-то стремятся к тому, чтобы их поставили на учет. Статистика занижена по целому ряду критериев.[b]— Сейчас, говорят, клиники пустуют. Люди не обращаются к медикам, потому что не верят в лечение.[/b]— Нет, это не связано с недоверием. Совершенно другой механизм. В свое время то же самое произошло с больными алкоголизмом, когда стали практиковать выезды на дом. Была отработана методика, и люди, которые в состоянии платить за лечение, стали пользоваться услугами своих врачей. Начиная с 1999 г. практически во всех отделениях города Москвы проводились купирования состояний наркоманов. Такая же история произошла и сейчас. Наркоманов меньше не стало, произошло дифференцирование. Часть наркоманов стала пить, причем эта категория людей не может относиться в чистом виде к больным хроническим алкоголизмом. Это совершенно другое.[b]— Вроде считается, что наркоманы не пьют.[/b]— Когда уходят от наркотиков, пьют, и очень много. Путь до клиники второй стадии алкоголизма они пробегают за полгода. Но клиника заболеваний другая, совершенно своеобразная, а методики лечения практически не существует. Часть наркоманов продолжает употреблять героин, но необходимости в лечении они не испытывают, героин сейчас идет с массой добавок. Если в 1997—1998 гг. суточная доза колебалась от 0,3 до 0,5 грамма, то сейчас это 3—5 граммов, иногда больше. Картина передозировки практически не наблюдается. Если вы соберете информацию по «скорой помощи», то вам дадут такие же данные: количество передозировок стало резко снижаться. Активней стала работать милиция. Многие — просто из страха быть задержанными — начинают каким-то образом переходить на легальные наркотики: спиртное и так далее. За рубежом существует система добровольно-принудительного лечения. Если человек попадает «с наркотиками», ему предлагают выбор: либо он получает срок и отбывает уголовное наказание, либо он выбирает реабилитационный центр, соглашается на лечение. Он вправе изменить принятое решение, может отказаться от лечения и вернуться в тюрьму. У нас где-то в 99-м году, если мне память не изменяет, проект указа, предусматривающий подобную схему, рассматривался в Думе. Дальше этого не пошло. На стыке всех юридических и медицинских норм у нас всегда возникают какие-то проблемы.[b]— В прошлом году мы проводили «круглый стол», где специалисты говорили о другой проблеме – анонимности лечения…[/b]— Да. Есть определенная категория людей, которые очень не хотят озвучивать свое заболевание.Мы часто с этим сталкиваемся. Анонимность довольно условна. Неудобство перед родственниками, близкими — больше никаких социальных ограничений. По крайней мере, насколько мне известно, нет ни одного дела, когда расторгались сделки, заключенные наркоманами. Мы постоянно сталкиваемся с проблемами ломбардов. Наши пациенты носят туда золотые вещи, никто же не знает об их заболевании. Если алкоголик продает свою квартиру и после этого выясняется, что он состоит на учете, сделка недействительна. Квартира возвращается хозяину. Предъявляются иски к алкоголику, чтобы он вернул деньги. В отношении наркоманов у нас такой системы нет. Наркоман может покупать, продавать, закладывать и так далее. Хотя, вообще-то, то же самое…[b]— ЛТП в новом качестве — как вы себе это представляете? Что там должно быть?[/b]— Последний ЛТП закрылся в 91-м году, если мне память не изменяет. Кстати, в июле было 30 лет со дня открытия первого ЛТП в Москве, на «Войковской». Тогда это было принудительным действием.Сейчас же люди должны туда поступать не только по постановлениям суда, но еще и по своему собственному желанию. Человек, хотя бы формально, должен сохранить выбор. Если он решает, что ему лучше сидеть по этой статье, — ради бога, сиди. Если предпочитает пройти реабилитационный курс лечения, тогда, соответственно, поступает на реабилитационный курс лечения и проходит его.[b]— Но ведь он не только лечиться приходит, он же должен производить, работать…[/b]— На самом деле работы у нас более чем достаточно. Не имеет смысла все это фиксировать в рамках Москвы, в пределах окружной дороги. У нас в Подмосковье полно мест, где могли бы находиться эти реабилитационные центры. Занятость? Да, начиная с сельхозработ и заканчивая серьезными технологиями по выпуску продукции, мебели. Реабилитационные центры не должны быть такими грандиозными, как это было в свое время, по полторы-две тысячи человек. (ЛТП-2 — полторы тысячи человек, ЛТП-1 — 1300.) Плюс к этому — этапы. В целях очистки Москвы людей забирали, часто просто формально. Борьба с проститутками, тунеядцами. Не сажали на год, а отправляли на два года по постановлению суда на принудительное лечение в район Саратова или значительно дальше — в Бишкек. За 80-й год перед Олимпиадой 10 тысяч человек вывезли на принудительное лечение по поводу алкоголизма. Это теперь невыполнимая задача. Что происходит сейчас? Человек нуждается в помощи нарколога. Если у него есть деньги, то ему дают рекомендации в платный диспансер, если денег нет, ему дают направление в больницы – 17, 19, 13-ю. Фактически диспансер берет на себя функцию поддерживать амбулаторное лечение. То есть наркодиспансер выступает как статистический орган. Первая проблема, которую мы поднимали в Восточном округе, — присутствие в обязательном порядке нарколога на врачебной комиссии в военкомате. Кому мы доверяем оружие, в каком психическом состоянии находится человек, идущий в армию? Смотрят плоскостопие, есть грыжа или нет, но не обращают внимания на наркологическую зависимость. И это при том буме, который прошел через Москву. Первый, кто сталкивается с наркоманами, — это милиция. Определять, возбуждать или не возбуждать уголовное дело, есть ли возможность каких-то других методов лечения, может только врач. В любом случае между судом и милиционером должен стоять медик. Сейчас же все достаточно жестко: милиционер задержал, изъял наркотик, возбудил уголовное дело, его передали следователю, следователь провел экспертизу.Загруженность экспертиз очень большая. Сидят в очередях 4—6 часов. Неплохо было бы создать группы общественных защитников, которые выступают от лица наркологического диспансера, берут на себя обязательство проследить за его дальнейшей судьбой.[b]— В принципе, возможно излечение? Полное?[/b]— Это философский вопрос. Прежде всего: что есть излечение? Вот человек перенес острую пневмонию. Он вышел из этого заболевания, но у него образовались, говоря обычным, банальным языком, рубцы. Считать это выздоровлением или нет? В легких-то все равно следы остались. Вы палец порезали — остается рубец. Как он влияет на вашу жизнь? Он может превращаться в килоидный рубец, он может мешать вам жить. Тогда продолжайте лечение, но уже по поводу этого рубца. То же самое и с наркоманией, и с хроническим алкоголизмом. Человек прекращает употребление наркотиков, не употребляет их всю свою оставшуюся жизнь — это можно считать излечением. Можно сделать так, что у человека не возникает абсолютно никаких мыслей о наркотиках, они перестают его интересовать.Если человек интеллектуально более-менее в сохранности, с ним можно работать, его можно лечить, — говорит Владимир Георгиевич. — С чем мы сталкиваемся в первую очередь? Вот стационар сам по себе — это, конечно, очень хорошо. Но вот у меня поступает человек в стационар, лечится месяц, два, три. А дальше? Я не могу его никуда пристроить. Ему нужно нарабатывать навыки человека, живущего обычной, нормальной жизнью, который работает, ухаживает за девушками, платит штраф, старается не попасться на какой-нибудь ерунде. Обычные житейские навыки, которым надо обучаться после наркомании заново. У них совершенно другой образ жизни. Параллельный мир. У них свои связи, свое общество, свои понятия.Для того чтобы вырвать его оттуда, я должен его приспособить к нашей жизни. Представьте: вы уснули здесь, в Москве, а проснулись в Америке. Вы не знаете языка, не имеете знакомых, не имеете денег, и вам надо как-то выживать в этой ситуации. Так бывает, когда люди бросают наркотики. Три варианта. Первый — они запираются в комнате, никуда не выходят, от всего шарахаются, всего боятся. С кровати на диван, а вечером с дивана — в кровать. Просят родителей не подпускать их к телефону. Второй вариант может быть более удачным в этом отношении. Люди пускаются во все тяжкие. Выскакивают в мир, хватаются за одно, за другое, за третье. Делают очень много ошибок. Зачастую попадают снова в зависимость, снова их вытаскивают. Ну неуемные. С ними легче работать, они достаточно быстро схватывают то, что необходимо в этой жизни. Третий вариант — это вариант Брайтон-Бич, когда собираются люди, живущие в Америке, и говорят о том, как хорошо им жилось в Одессе. Вот так же и наркоманы собираются, обсуждают, кто употреблял, как употреблял, сколько, какие проблемы были. Они создают свою маленькую микросоциальную среду, из которой панически боятся выйти. Они ходят на работу и ждут вечера, когда можно будет снова встретиться со своими. У них есть так называемый спонсор. Это человек, который обязан в любое время дня и ночи приехать по просьбе своего подопечного, успокоить. Нарабатывать навыки, практиковаться им практически негде.[b]— Для этого, видимо, и нужно звено, которое мы называем ЛТП?[/b]— Но это не должна быть тюремная организация. Я не буду говорить тех банальных истин, что тюрьма никого не вылечила. Я говорю о том, с чем мне приходится сталкиваться. Человека осуждают, 2—3 года он сидит в тюрьме, выходит и в первый же месяц начинает опять. Уходя от наркомании в тюрьме, человек совершенно не приспособлен к жизни в обществе.[b]— То есть нужно время, чтобы закрепить навыки жизни без наркотиков? Я все время возвращаюсь к тому, что мы называем ЛТП. Сколько времени человек там должен быть?[/b]— Система ЛТП, которая раньше существовала, предусматривала такую схему. Суд определял от 6 месяцев до двух лет пребывания в таком заведении.Можно было сократить этот срок до половины или продлить на один год. Даже тогда жесткой схемы не было, хотя ЛТП — это обычная колония общего режима. Те же самые нормативные документы, та же колючая проволока. Дубинки были, солдаты были, колючая проволока была, но не было ни собак, ни огнестрельного оружия (сейчас огнестрельное оружие, по-моему, необходимо). Если эта система будет находиться в ведении МВД, то, скорее всего, это будет действительно исправительная колония. Может быть, чуть более современная, более демократичная, но все равно колония. Надо избежать этого. Наркомания — медицинская проблема. Поэтому такую организацию нужно подчинять либо Минюсту, либо Медуправлению, либо Минздраву. Тогда из этого что-то можно сделать. Мне кажется, ЛТП в новом виде, при новом содержании может жить. Более того, иначе мы просто-напросто будем терять не только тех людей, которые изначально склонны к наркомании, но и тех, которые случайно туда попали.