Чучело
«ИВОННУ, принцессу Бургундскую» – облеченное в сказку предчувствие непоправимой катастрофы – польский классик Витольд Гомбрович написал в 1938 году.
Но, как это нередко бывает, польская публика (а затем и публика других стран) впервые увидела «Ивонну», уже когда пришло время осмыслять пережитый ужас – в пятидесятых (до этого времени творчество Гомбровича находилось в Польше под запретом). Пьесу, переведенную на шестнадцать языков, ставили много и охотно (одним из ее постановщиков стал Ингмар Бергман) – ведь поводов для травли того, кто не похож на большинство (основной мотив пьесы), всегда находится предостаточно.
Не почувствовать эту атмосферу сегодня в нашем обществе невозможно – и Владимир Мирзоев поставил «Ивонну» в Театре им. Вахтангова. Художница Алла Коженкова выстроила на сцене собирательный образ гулкого спортзала, дворцовых сводов и храма – закрытого пространства, где красота заката подменена мертвенным свечением сквозь толстые стекла. Иллюзию свободы.
Фаустес Латенас, признанный мастер театральной музыки, озвучил спектакль миксом из нацистских маршей, опереточных арий и тихой колыбельной, которую можно было бы назвать «темой Ивонны».
Про мирзоевскую «Ивонну» так и тянет сказать, что, дескать, впал режиссер, как в ересь, в неслыханную простоту. Если и остались где элементы психоделической зауми – так только в самом начале, во время дворцового церемониала: так на то он и церемониал, чтобы быть вычурным. Актеры почувствовали эту вольницу и сыграли каждый в свою игру: Юрий Шлыков (камергер) и Марина Есипенко (королева) – опереточных злодеев, Леонид Громов (король) – психологически достоверного простецкого мужика в подштаниках, которого судьба-насмешница забросила на королевский трон и заставила соответствовать. Точнее всего здесь играют вахтанговская молодежь и Евгений Федоров (старый лакей, который вечно путается под ногами, неуклюже пытаясь спасти жертву королевских игр).
Красавец-принц Филипп (Дмитрий Соломыкин) пресытился настолько, что ни одна девушка королевства его не привлекает, и двое его друзей – этакие Розенкранц и Гильденстерн (Василий Симонов, Артур Иванов), преображенные польским абсурдом, – тщетно пытаются внушить ему, что их святой долг – предаваться наслаждениям, подобающим молодым мужчинам. Этого юного двухметрового викинга распирает от избытка молодой силы и яда сплина, пока на глаза ему случайно не попадается Ивонна (Мария Бердинских) с двумя гротескно-ворчливыми тетушками (Нина Нехлопоченко, Агнесса Петерсон).
Режиссер обозначил ее непохожесть очень внятно: Ивонна – инвалид детства, черты аутизма и ДЦП актриса вычерчивает с медицинской точностью. Любое слово дается ей с трудом, она точно экономит слова и силы, говоря лишь тогда, когда хочется уже кричать. Это жалкое незлобивое существо вызывает у принца бурю эмоций: только с такой он чувствует себя абсолютным властелином мира и, что гораздо труднее, собственной судьбы.
Принц проявляет чудовищный инфантилизм: заполучив путем юношеской истерики перед родителями себе живую забаву, он сначала играет с ней в доктора (прослушивает через фонендоскоп, нагловато осматривает), затем мучает, подвешивая к потолку, а после избавляется, как от надоевшей игрушки. Но в инфантильности его души проступает детскость: он не может избавиться от жалости к этой «бракованной игрушке» и смутно ощущает, что Ивонна – единственная, кто полюбил его самого, а не его статус.
Появление Ивонны во дворце – лакмусовая бумажка, которая выявляет скрытые пороки властителей мира сего. Каждый видит в ней не человека, но свое тайное отражение. Ивонна – это совесть, больная, перекособоченная, почти безголосая совесть, с которой неприятно иметь дело. Лицезреть это существо становится невыносимо, и три венценосные головы посещает одна мысль – убить Ивонну. Убить картинно, кинжалом, как хочет принц, тайно ядом, как думает королева, или подстроив коварную нелепость, гарантирующую алиби, как замышляют король с камергером.
Ивонна умирает ни от того, ни от другого, ни от третьего – от угарного газа ненависти, разлитой вокруг. Просто ложится и тихонько замирает.
В этот безнадежный фарс Мирзоев вносит надежду. Роль принца написана так, что из него можно сделать главного монстра, но режиссер не отказывает ему в перерождении.
«Переболев» Ивонной, принц сам не может жить в отравленном воздухе и замирает рядом с ней. Чтобы больше «не быть, не состоять, не участвовать» там, где чья-то жизнь может оказаться лишней.