Василий Сигарев: «В Канны нас не взяли в последний момент»

У Василия Сигарева был шанс уже в этом году прогуляться по набережной Круазетт. Увы, не пришлось – в последний момент каннские отборщики все-таки передумали брать его режиссерский дебют «Волчок» в конкурсную программу. Зато на Черноморском побережье история беззаветной и потому особенно трогательной любви девочки к непутевой мамаше произвела фурор – жюри сочинского «Кинотавра» буквально завалило картину призами! Гран-при, приз за лучший сценарий, награда за женскую роль (ее получила жена режиссера, актриса Яна Троянова). Не обошли «Волчок» своим вниманием и киноведы с кинокритиками – они вручили фильму Сигарева одного из «Белых Слонов» (второй достался «Кислороду» Ивана Вырыпаева). Последнее обстоятельство свидетельствует: даже закаленные эстетским кино «акулы пера» охотно капитулируют перед простой человеческой искренностью.[b][i]На кону – Канн[/i]– Василий, вы сильно расстроились, когда фильм не взяли в Канны?[/b]– Сильно. Мы очень хотели туда попасть. Участие в фестивалях такого уровня дает новые возможности, главная из которых – свобода. В том смысле, что перестаешь бояться нападок, чувствуешь себя увереннее.[b]– Картина англичанки Андреа Арнольд «Обезьянник», которую в отличие от вашей в каннский конкурс взяли (и даже дали ей спецприз жюри), тоже повествует о непростых отношениях дочери и матери. Но в ней градус драматизма и искренности гораздо ниже. И с бытом там получше, и дома посимпатичнее, и финал более оптимистичный. Может, отборщиков испугали суровые российские реалии?[/b]– Не знаю, может, это обычная каннская конъюнктура. Может, дело в том, что Андреа Арнольд уже была в Каннах, и поэтому выбрали ее.[b]– Тем не менее две недели назад, в Карловых Варах, «Волчок» тоже оставили без главных призов (фильм, правда, удостоился награды Федерации киноклубов) – и это несмотря на то, что он числился в фаворитах. Может, все-таки западный фестивальный зритель чего-то в картине не понимает?[/b]– Не думаю, что в «Волчке» есть что-то непонятное. Скорее всего, дело во вкусовых пристрастиях.Любой конкурс субъективен. Мне кажется, наша история абсолютно интернациональная. Мы намеренно пытались уйти от национальных и даже временных реалий, хотя, конечно, снимая в России, полностью это сделать невозможно. Реальность проявляется в машинах, домах, костюмах. Но мне никогда не хотелось сделать историю, привязанную к определенному месту и времени.И для меня «Волчок» вовсе не история о плохих родителях, и не только об отношениях матери и дочери. Это фильм о любви. И о «нелюбви». И эта «любовь-нелюбовь» может быть между мужчиной и женщиной, отцом и сыном, между любыми людьми.[b]– С той лишь разницей, что в отношениях между мужчиной и женщиной «нелюбовь» допускается. Мать же, по крайней мере так утверждает общество, по определению должна любить своего ребенка. Хотя я знаю другие примеры – когда женщины, причем вполне благополучные, не переносят своих детей.[/b]– Я понимаю, о чем вы говорите – я сам, возможно, такой же отец для своей дочери от первого брака. Я могу выполнять какие-то механические, «положенные» функции, но это не то, не от сердца. Я пытаюсь раскопать в себе любовь, а она не находится. Я считаю, лучше честно признаваться себе в своих чувствах – когда принимаешь ту или иную эмоцию, становится легче. Это как-то сближает, в том числе и с ребенком. Не надо себе врать. Все мы люди, все неидеальны. Наверное, «Волчок» для меня – своего рода покаяние.[b]– Можно сказать, что вы сняли фильм ради себя?[/b]– В принципе, мы все эгоисты и живем для себя. И кино снимаем ради себя – чтобы решить какие-то свои внутренние проблемы. Как только мы начинаем жить для других, и снимать кино для других, получается какая-то неправда.[b][i]Мне больно[/i]– «Волчок» – ваша личная история?[/b]– Это история моей жены. Точнее, Яна мне рассказывала истории из своего детства, какие-то свои впечатления, и из этого получился сценарий.По большому счету, все свои истории я беру из жизни – все, что мне делает больно в обычной жизни, идет сначала на бумагу, а потом на сцену и на экран.[b]– Вы изначально писали сценарий «под Яну». Понятно, что именно она будет играть одну из главных ролей. А как вы нашли другую главную героиню?[/b]– Мы искали долго. Сначала хотели взять девочку из детского дома, но когда подходящую нашли, ее вдруг усыновили. Причем какие-то религиозные фанаты – они категорически не хотели, чтобы Юля – так звали девочку – снималась. Потом мы долго никого не могли найти, и когда все сроки вышли, появилась Полина Плучек. Совершенно случайно она оказалась внучкой известного режиссера. Мы ничего об этом не знали и по блату никого не брали. С Полиной нам, конечно, повезло – мне не нужно было с ней работать, она все сама делала. И это хорошо, потому что с детьми я, по правде говоря, работать не умею.[b]– Вы намеренно сделали такой беспросветный финал, не оставив ни малейшего шанса матери хоть сколько-нибудь измениться?[/b]– Да, я сделал это намеренно. Изначально в сценарии был намек на то, что эта женщина может измениться. Но потом я передумал. Не захотел давать шанс такой матери.[b][i]Мы – быдло с Урала[/i]– Ваша биография уже может стать отличной основой для сценария про «Москву, которая слезам не верит» – парень из города Верхняя Салда Свердловской области становится известным драматургом, потом сам ставит спектакли, теперь вот, можно сказать, с «первого выстрела» попадает в перспективные кинорежиссеры.[/b]– Про Москву не получается, мы там только работаем. Живем мы по-прежнему в Екатеринбурге и переезжать пока не собираемся.[b]– Что так? В провинции, как принято считать, люди добрее и душевнее, а в столице только помешанные на бабках жлобы?[/b]– Не знаю, какого-то там резкого различия между москвичами и провинциалами мы не заметили, нам даже показалось, что в Москве люди лучше. И жлобы нам пока не попадались наши московские друзья – люди интеллигентные, во всех смыслах замечательные. Это мы – «быдло с Урала».[b]– Это, похоже, неизжитый провинциальный комплекс…[/b]– Это не комплекс. Это самоопределение себя в этом мире. Зачем что-то про себя придумывать, нужно быть честным с самим собой.[b]Справка «ВМ»[/b][i]Василий Сигарев родился в 1977 году в г. Верхняя Салда Свердловской области.Учился в Нижнетагильском педагогическом институте. Ушел с 3-го курса и поступил в Екатеринбургский театральный институт на курс драматургии (семинар Николая Коляды).Успех Сигареву принесла пьеса «Пластилин», за которую он в 2000 году был удостоен премий «Дебют» и «Антибукер». «Пластилин» был переведен на английский, немецкий, сербский, финский, французский и другие языки.Следующей заметной работой стала пьеса «Черное молоко» – она была поставлена в Москве, Лондоне и Берлине.В 2009-м Василий Сигарев дебютировал в кино фильмом «Волчок» и стал триумфатором «Кинотавра». Фильм также был представлен в конкурсной программе фестиваля в Карловых Варах.[/i][b]ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ[i]Почему наше кино не так интересно европейцам?[/i]Вера СТЕПАНЕНКО, депутат Мосгордумы:[/b][i]– Возможно, тайны русской души им непонятны и не близки? Во многом наши мотивации, поступки, характер – все то, что отличает русскую нацию, не всегда понятно другим народам. Наше кино часто бывает с глубоким смыслом, при этом заставляет осмыслить происходящее. А если брать широкий срез потребления зрителей, такое кино, может быть, им неинтересно. Хотя элита кино всегда интересовалась нашим киноискусством.[/i][i][b]Несколько вопросов актрисе[/i]Яна ТРОЯНОВА: «Я – неидеальная мать…»[/b]ВРЯД ли кто возьмется оспорить ценность вложения Яны Трояновой в победы «Волчка». Ее дебют в полнометражном кино оказался весьма успешным.Хочется верить, что и в ее будущих работах нас ожидает столь же ошеломляющее слияние актрисы с героиней. Скорее всего, Яна будет сниматься и в следующем фильме мужа, с которым у них, помимо семейного, сложился удачный творческий союз.[b]– Ваши отношения с Василием Сигаревым развивались стремительно?[/b]– Можно сказать, что так. В нашем театре захотели поставить Васину пьесу «Черное молоко» и обратились к нему за разрешением. Он сказал: я так много езжу, смотрю постановки своей пьесы, что хочется уже самому ее поставить. В театре согласились, предложили посмотреть актеров. Но Вася сказал: «Не нужны мне ваши актеры, у меня свои есть». Выяснилось, правда, что есть только актер, а актрисы пока нет.Он пришел в театр, увидел меня, спросил: «А это что за девушка?» «Это Яна», – сказали ему. «Вот она и будет играть», – сказал Вася, а ему объяснили, что, собственно, эту девушку ему изначально и предлагали. Это было 13 июня – а год я почему-то все время забываю. Мы путаемся всегда в годах, думаю, было это лет семь назад. Это была наша первая репетиция. На второй репетиции мы уже пошли пить пиво, потому что я приехала с похмелья, а на третьей, можно сказать, уже жили вместе.[b]– Ваша героиня-мать, которая на самом деле «не мать, а ехидна», получилась крайне убедительной.[/b]– Точно могу сказать, я не играла себя, но материал для роли черпала я из себя. Не буду скрывать – я много видела таких женщин, и я пыталась брать от своих подруг какие-то манеры, но поняла, что наиболее достоверно получается, когда я все это ищу в себе. И я находила, открывала свои темные стороны. И я совершала разные глупости, и я тоже однажды сказала своему сыну: «Я молодая, я жить хочу». Мне было из чего копать – мне ведь не пятнадцать лет, я пришла в кино с огромным багажом. Я много кем в жизни была – и невестой, и скромницей, и двоечницей, и студенткой философского факультета.[b]– Вы искали оправдание своей героине?[/b]– Да, я знаю ее правду, чувствую. Эта женщина всего лишь хотела любви. И ее она повсюду искала. Она такая, какая есть. Я сама неидеальная мать, и я иногда сыну говорю: «Извини, я плохая».[b]– «Волчок» как-то изменил ваши с мужем отношения с сыном?[/b]– У нас нет общих детей, у меня сын от первого брака, у Васи – дочь. Конечно, «Волчок» многое изменил. Я наконец научилась слушать своего сына. И что немаловажно – по-настоящему слышать. И поняла, что каждый ребенок – это Вселенная.