[i]В основе каждой публикации этой рубрики – конкретное уголовное дело из Центрального архива КГБ-ФСБ.[/i][b]Среди сотен террористических актов, успешно предотвращенных доблестными советскими чекистами, среди тысяч «врагов народа», намеревавшихся отправить в лучший мир горячо любимого вождя народов, среди многих и многих дел, прогремевших в тридцатые годы, как-то незаметно и без лишнего шума прошел процесс «контрреволюционной группы, свившей себе гнездо в Московской окружной школе военного собаководства».По делу проходили семь человек, трое из них были расстреляны, а остальные получили довольно солидные сроки. Ликвидировать вождя с помощью должным образом обученных собак невозможно, захватить с их помощью Кремль – тем более. Так на что же рассчитывали дрессировщики, инструкторы и врачи этой школы? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к делу № 1810, которое было завершено в январе 1933 года.[i]«Будь они прокляты!»[/b][/i]Все началось с того, что в школе военного собаководства появился врач-одногодичник, то есть призванный в армию на один год, Николай Зинин. Человек он был компанейский, много читал, любил порассуждать о политике, но друзей пока что не было, а с собаками не очень-то разговоришься. И Николай завел дневник. Первое время его записи носят весьма нейтральный характер, во всяком случае о политике – ни слова.[b]«10.10.1932 г.[/b][i]Говорят, что весь контингент призванных в этом году врачей хотят оставить в кадрах. Единственной хорошей стороной этой неприятной истории является то, что я смогу снабжать жену продуктами. Армия – это единственная часть в социалистической стране, где государство еще считает нужным обувать, одевать и хоть както сносно кормить людей. Впрочем, это вполне понятно: в случае чего, вся надежда на хорошо откормленную армию.Я получаю на руки красноармейский паек, который выглядит довольно внушительно. В месяц полагается: 7,5 кг мяса, 10 кг картофеля, 13 кг черной муки, 1 кг сахара, 100 г чая, 700 г сала, 1 кг подсолнечного масла и 8 кг белой муки. На рынке это представляет огромную, прямо-таки баснословную ценность».[/i]Но буквально через два дня тональность записей резко меняется. Николаю сообщают о болезни матери, он просит увольнительную, но его не отпускают. И тогда он пишет: «Будь они прокляты, властители нашихсудеб». Пока что непонятно, о ком идет речь – о старших командирах, руководстве школы или о тех, кто призвал его в армию.Все прояснилось буквально на следующий день.[b]«14.10.1932 г.[/b][i]Расстроенный, я не мог должным образом отметить выдающегося события нашей жизни – постановления ЦК ВКП(б) об исключении из партии 24 видных коммунистов, в том числе Зиновьева, Каменева, Петровского и других.Сейчас они, вероятно, во внутренней тюрьме ОГПУ. За что? В «Правде» пишут, что эти «враги» не раз говорили, что сталинский ЦК завел страну в тупик. И это называется клеветой?! Какая же это клевета! Старая гвардия исчезает: часть вымерла, а часть изгнана из партии узурпатором из Закавказья».[/i]Итак, объект критики определен и почти что назван по имени.[i]«На днях из Смоленска приезжала жена нашего инструктора Ивана Самойлова. Мы слушали ее рассказы с содроганием: там страшный голод, служащим дают по 150 г хлеба в сутки – и все.Как оказалось, такая же ситуация в Самаре, Нижнем Новгороде и даже в благодатном Ростовена-Дону. Везде и всюду голод, рвань, разруха, а также суды и расстрелы. Так дальше продолжаться не может! Выход, хоть какой-то, должен быть найден. Иначе – катастрофа! Как только свергнут этого идиота с усами и трубкой, как только изменится курс партии, я подам заявление о вступлении в ее ряды, чтобы бороться за правильный курс, ведущий к социализму, чтобы Россия стала поистине Великой».[b]Без страха и упрека[/i][/b]Если бы Николай только вел дневник, но он начал говорить, а это в стране всеобщего благоденствия и единства было смертельно опасно. Ведь уши были не только у людей и собак, они были и у той нелюди, которая своей профессией выбрала стукачество. Не исключено, что одного из таких стукачей до глубины его пролетарской души обидела запись в дневнике Зинина, которую он и не скрывал.[b]«15.10.1932 г.[/b][i]Армия вырабатывает особый тип людей. Редко-редко встретишь культурного, более или менее развитого командира с запросами интеллигента хотя бы средней руки.Обычно это люди абсолютно ничем не интересующиеся. Даже на свою непосредственную работу они смотрят с отвращением.В библиотеку они не ходят и ничего не читают. В театре бывают только тогда, когда присылают бесплатныебилеты.Язык у них такой, каким был в деревнях и городках: «итить», «давеча», «вчерась», «евонный», «ихний» и пр. и т.п. Но даже эти слова они не могут связать без мата.А как же наши красные офицеры пьют! Пьют все и, что самое интересное, втихомолку, чуть ли не под одеялом – видимо, боятся друг друга».[/i]Ничего удивительного, что о дневнике Зинина и его разговорах очень скоро узнали в Особом отделе. Поразительно, но ни запираться, ни отнекиваться Николай не стал: создается впечатление, что он не понимал, что ему грозит, и даже бравировал своей оппозиционностью.– Мои антисоветские и антисталинские убеждения сформировались еще в студенческие годы, – заявил он на первом же допросе.– Вели ли вы на эти темы разговоры с кем-нибудь из сослуживцев? – поинтересовался особист.– Вел. Чаще всего с инструктором Хаковым, лекпомом Аброшиным и врачом Струковым.Надо ли говорить, что в тот же день все трое были арестованы.Первым на допрос вызвали Михаила Аброшина.– Как вас втянул в свою группу Зинин?– Случайно. Я вешал в библиотеке портрет Сталина, а тут вошел Зинин и со смехом сказал: «Зачем вы его вешаете? У Ленина хоть лицо благородное, а у Сталина рожа, как у чистильщика сапог!» Мы посмеялись вместе, а потом поговорили… Я понял, что он ищет политических единомышленников. Меня устраивало, что он ненавидит советскую власть и жаждет свержения Сталина. Устраивало даже то, что в отношении Сталина он хотел применить террористический акт, а потом организовать вооруженное восстание.Затем взялись за Алексея Хакова, инструктора-дрессировщика. – Это Зинин вас сбил с истинного пути, да?– Почему же Зинин? – не заметил подсказки Хаков. – Я и сам не слепой, сам вижу, что народ вымирает целыми деревнями, а партийные секретари жируют. Раньше не с кем было об этом поговорить, а когда появился Зинин и стал открыто называть Сталина узурпатором и идиотом, я понял, что мы с ним единомышленники.– А о терроре вы говорили?– Говорили. Зинин, например, не раз заявлял, что готов собственными руками убить Сталина. Пусть, мол, при этом погибнет и он, зато войдет в историю как выдающаяся личность.Потом допрашивали инструктора дрессировки Ивана Самойлова, ветеринарноговрача Серафима Струкова, добрались и до квартирного соседа Хакова, священника Новогиреевской церкви Александра Модестова и дьяка Ивана Смирнова.Всех их вынудили признать себя членами антисоветской группы Зинина, планировавшей «переход на путь открытой вооруженной борьбы с советской властью и организацию покушения на товарища Сталина».[i][b]Нас спасет русский фашизм![/b][/i]Не удивляйтесь, но именно такой лозунг выдвинул в своей программе переустройства жизни в Советском Союзе Николай Зинин. Не забывайте, что Гитлер еще не пришел к власти, а фашизм тогда воспринимался многими именно как национал-социализм: то есть то, за что боролись большевики, но с национальной окраской.– Я убежден, – говорил на допросах Зинин, – что нашей опорой должно быть раскулаченное крестьянство – таких людей миллионы, а также казачество и исключенные из партии оппозиционеры. Нельзя забывать и о молодежи, которую не принимают в вузы из-за непролетарского происхождения. Короче говоря, недовольных в нашей стране – легионы. Если их объединить и дать хорошие лозунги – большевикам несдобровать. Но чтобы их объединить, нужна партия, такая, как у Муссолини. Ведь итальянских фашистов было ничтожно мало, а теперь их больше, чем у нас коммунистов.– Значит, партия должна быть фашистской? – уточнил следователь.– Именно фашистской. Но в то же время русской по духу.– А террору в вашей программе место есть?– В принципе, я против террора, так как он ничего не решает. Но Сталин – случай особый. Он заслуживает того, чтобы его убрали. Никто не причинил России столько бед, сколько он, а за это надо платить – платить своей жизнью.Понятно, что после таких откровений репрессивный аппарат не заставил себя ждать с решением судьбы «дрессировщиков». 27 января 1933 года состоялось заседание печально известной «тройки» ОГПУ. Николая Зинина, Алексея Хакова и Михаила Аброшина приговорили к расстрелу, Ивану Самойлову и Александру Модестову дали по пять лет, Ивана Смирнова сослали на три года, а Серафим Струков получил три года условно.[b]АБРОШИН Михаил Гаврилович[/b].Род. 1894, д. Софино Московской обл., русский, б/п, обр. среднее, лекпом. школы военных собак МВО, прож.: г. Москва, Новогиреево, 7 пр-т, 19.Арест. 26.12.1932. Приговорен Коллегией ОГПУ 17.02.1933, обв.: ТД. Расстрелян 21.03.1933. Реабилитирован 28.11.1989.[b]ХАКОВ Алексей Федорович[/b].Род. 1904, с. Лесуново Павловской обл., русский, б/п, обр. среднее, инструктор школы военных собак МВО, прож.: г. Москва, Новогиреево, Екатерининский пр-т, 66.Арест. 25.12.1932. Приговорен Коллегией ОГПУ 17.02.1933, обв.: ТД. Расстрелян 21.03.1933. Реабилитирован 28.11.1989.[b]ЗИНИН Николай Иванович[/b].Род. 1908, г. Самара, русский, б/п, обр. высшее, врач школы военных собак МВО, прож.: г. Москва, ул. 3-я Ново-Останкинская, 3-2.Арест. 17.12.1932. Приговорен Коллегией ОГПУ 17.02.1933, обв.: ТД. Расстрелян 21.03.1933. Реабилитирован 28.11.1989.