“Три сестры” в отсутствие страстей

[b]Для театрального человека “Три сестры” – синоним принципиально важного этапа в судьбе режиссера. Юрий Соломин впервые в истории Малого театра поставил пьесу так, точно ее вообще ставят впервые. Никаких попыток взбодрить “усталый” текст, читаный и слышанный со сцены многократно (если не считать нескольких выдержек из записных книжек Чехова, прочитанных самим Соломиным “за кадром”), здесь нет.[/b]Под влиянием “Трех сестер” Немировича-Данченко 1940 года (собственная полемика с первыми чеховскими постановками раннего Художественного театра) многие наши нынешние корифеи связали свою судьбу с театром; а Олег Ефремов своих прощальных “Трех сестер” ставил, обожая и почти ненавидя тот спектакль-легенду. Ну а Питер Брук (на сегодня, пожалуй, главный авторитет в театральном мире) признался однажды, что никогда не поставит “Трех сестер”, потому что видел совершенную постановку (опять же Немировича).Реакция мхатовских корифеев на “Трех сестер” Эфроса стала одной из самых трагических страниц в его судьбе. А словосочетание “Три сестры” Някрошюса” (показанные несколько лет назад в Москве) до сих пор моментально раскалывает театралов на ярых противников и горячих поклонников – такого не случалось, наверное, со времен Мейерхольда.Юрий Соломин в своей постановке никаких парадоксов и новых смыслов не искал (или не нашел). Как принято в Малом, дом Прозоровых выстроен со всеми подробностями: со старыми фотографиями в круглых рамочках, скрипучей лестницей на второй этаж и печкой в синих изразцах – хоть быт эпохи изучай. Два старожила Малого (театра долгожителей) – Галина Демина (няня) и Алексей Кудимович (Ферапонт) – добавляют в эту почти музейную достоверность огромную долю подлинности и теплоты.Как и положено, хищница-плебейка Наташа (Инна Иванова) отвоевывает у интеллигенции в лице трех сестер жизненное пространство (хотя, если вдуматься, отдать лучшую комнату ребенку – так естественно). Как и положено, душевно мельчает толстеющий Андрей (Александр Клюквин); изнывает от мигрени обделенная мужской любовью Ольга (Алена Охлупина); со всей силой молодости рвется в Москву Ирина (Варвара Андреева), пока инерция жизни не засасывает ее окончательно в провинциальную глушь – все как по писаному.Такие спектакли – как классический балет, исполненный тысячи раз: все зависит от личности исполнителей и от тех искр, которые возникают (или не возникают) от их взаимодействия. Так, точно заживо похороненная артистичная и взбалмошная Маша (Ольга Пашкова), чье постылое замужество не позволяет даже праздно помечтать о Москве, влюбляется не столько в Вершинина (уж больно посредственного человека играет Александр Ермаков), сколько в саму возможность влюбиться страстно и безнадежно. Так Тузенбах (Глеб Подгородинский) гибнет на дуэли не потому, что его соперник Соленый (Виктор Низовой) стреляет лучше, и не потому, что нелюбовь Ирины лишает смысла его дальнейшую жизнь, а потому, что с самого начала на нем лежит печать обреченности: слишком чистый, слишком восторженный, слишком незащищенный – “они не созданы для мира”.Поисками этих оттенков давно знакомых красок и займется театральный гурман, который видел уже “тридцать три сестры”. Там, где другой режиссер захотел бы пройти чуть вперед или свернуть вбок со столбовой дороги “интеллигентных”, удобоваримых и предсказуемых чеховских постановок, Юрий Соломин сотоварищи предпочел просто еще раз пройти этот путь от начала до конца.