За неделю до Победы

[b]Хотя прошло уже более полувека, мне во всех деталях и подробностях вспоминается все, что произошло в каждый день последней недели войны, – там, где я был участником и свидетелем этих событий как офицер политотдела армии.[/b]Вечер 1 мая 1945 года. По шоссе Берлин–Брандербург с большой скоростью мчится маленький трофейный «Опель». В машине двое: майор Василий Гришин и я.Позади остался Берлин. Несколько часов назад на его западной окраине, в районе Шпандау нам удалось склонить к капитуляции немецкий гарнизон цитадели. Конечно, эту мирную победу без единого выстрела завоевали не только мы. Нам помогли наши товарищи «седьмоотдельцы», экипаж агитмашины и, главное, общая обстановка на всех фронтах.По возвращении в Политотдел армии мы попадаем в объятия друзей. Вдруг в комнату вбегает лейтенант Кони Вольф, самый младший из нас по возрасту: ему 19 лет. Дрожащим голосом он говорит:— Ребята, Гитлер капут!Только что я поймал специальное сообщение ОКВ (верховного командования вермахта).Под траурные звуки фанфар диктор объявил, что «фюрер вместе со своей женой Евой Браун добровольно ушел в мир иной».Мы громко и радостно кричим «Ура!» и пьем за скорую победу… Пасмурным утром 2 мая полковник Калашник вызывает к себе всех офицеров Политотдела армии. Он сообщает, что сегодня утром около 30 тысяч наиболее боеспособных солдат и офицеров окруженного и готового сдаться берлинского гарнизона прорвались через Шпандаусский мост и движутся через тылы наших войск на запад в надежде соединиться с отступающими частями вермахта. Возможно, они будут проходить через нашу деревню. Поэтому приказано всем офицерам быть в полной боевой готовности, а если немцы обнаружат нас и завяжут бой – принять его и обороняться до конца.Вечером дождь усиливается. Мы залегли на обочине у шоссе. Через несколько минут Москва будет салютовать войскам 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов артиллерийскими залпами. А что будет у нас? Слышится какой-то невнятный шум, потом уже четко различается рев танковых и автомобильных моторов. Мы прижимаемся к мокрой земле. Мимо нас проносятся темные силуэты танков, самоходок, бронетранспортеров, грузовиков… К счастью, колонна проехала, так и не заметив нас.3 мая меня вызывает к себе полковник Калашник. Он говорит:— Артиллерия резерва главного командования уже рассеяла вражескую колонну. Она распалась на отряды и группы,которые прячутся по лесам и рощам. Наши стрелковые части добивают их. Однако командование фронта хочет избежать ненужного кровопролития, поэтому отправляйтесь на агитмашине туда, где скопилось особенно много немцев, объясните им всю бессмысленность дальнейшего сопротивления и постарайтесь убедить их сдаться в плен.Прибыв на место, мы с Кони, сменяя друг друга у микрофона, ведем непрерывную передачу. Репродукторы далеко разносят наши голоса, призывающие немцев сдаваться в плен. И они сдаются. Вылезают из канав, переправляются через ручей, таща под руки раненых. Идут по одному, по два, целыми группами – грязные, оборванные, с потухшими глазами. Они с поднятыми руками приближаются к агитмашине, бросают оружие и отходят в сторону. Вскоре возле машины вырастает целая гора оружия – автоматов, пистолетов, есть даже несколько фаустпатронов. К нам приезжает майор Эммануил Казакевич из разведотдела армии (однажды он сказал, что до войны был писателем, но мы не очень-то поверили), он обещает прислать роту автоматчиков для конвоирования пленных и машину для транспортировки оружия.Начинает темнеть. Мы собираемся уже заканчивать агитацию, но у перелеска появляется новая толпа немцев. Решаем провести последний «заход», берем микрофон, начинаем говорить. Сначала все идет гладко: немцы переходят через ручей и направляются к нам. Но вдруг вместо того чтобы поднять руки и идти гуськом, они рассыпаются цепочкой и, развернув боевые порядки, приближаются к нам. Пленные, конечно, поняли, что происходит. Они пока вроде бы не собираются нападать на нас, но взволнованно перешептываются, смотрят с любопытством и даже насмешкой.Я приказываю Кони уходить – силы слишком неравны, но он остается. Мы стоим с автоматами, снятыми с предохранителя, и смотрим на приближающуюся цепь врагов. Немцы уже совсем близко. Но вдруг опять совершенно неожиданно они выстраиваются гуськом и с поднятыми руками подходят к нам. Впереди шествует морской офицер в парадной форме капитан-лейтенанта. Он останавливается в нескольких шагах от нас, молодецки отдает честь, отстегивает офицерский кортик и с театральным пафосом отдает его мне. Его солдаты хмуро, без всякой патетики бросают свои автоматы и отходят в сторону.С того дня прошло почти шестьдесят лет, но я до сих пор не могу понять, зачем капитан-лейтенант устроил этот спектакль. Может быть, он действительно хотел атаковать нас, но в последний момент передумал? Последующие дни пролетают быстро. Вечерами мы пишем и переводим на немецкий язык листовки и тексты для звуковых передач, а днем ездим на передовую и ведем эти передачи. В том, что немцы теперь не стреляют в ответ на наши призывы не оказывать сопротивления и сдаваться в плен, мы ощущаем приметы близкой победы. Но особенно это видно по поведению пленных.Сегодня, 6 мая 1945 года, в деревне Премниц возле города Ратенов я допрашивал своего последнего пленного – щуплого, растерянного юнца. Захлебываясь в слезах и соплях, он рассказал, что в его части царит страшная неразбериха. Командир приказал отступать поодиночке на Запад, пробиваться к американцам, чтобы сдаться им в плен. Все знают, что войне конец.Утро 7 мая проходило в обычных хлопотах. Вдруг Кони Вольф отрывается от радиоприемника и кричит: — Ребята! Только что Би-би-си передала сообщение: сегодня в Реймсе представители союзников и какой-то высокопоставленный немецкий генерал подписали предварительный протокол о капитуляции. А завтра Черчилль официально сообщит всему миру, что вечером в Берлине будет подписан акт о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии! Темпераментный майор Григорян хватает автомат и дает очередь вверх. Разноцветные пули прорезают вечернее небо, как предвестники салюта Победы, который прогремит только 9 мая…[b]Владимир ГАЛЛ, майор запаса[/b]