Никита Михалков: Я в наших сериалах узнаю себя

Закончилась эра постоянной круглосуточной тусовки, которая когда-то на Московском международном кинофестивале была важнее, чем само кино. Пришли новые времена: фестиваль компенсировал светскую составляющую разнообразием программы. Каждый зритель сегодня может здесь точечно найти именно то, что соответствует его персональному вкусу. Таково мнение президента ММКФ, народного артиста России Никиты Михалкова, который руководит кинофорумом вот уже двадцать лет.

— Никита Сергеевич, в прошлые пару лет политическая ситуация вокруг России зримо сказывалась на подготовке проведения ММКФ. Вы, помнится, даже рассказывали, что некоторые ваши знакомые кинематографисты в приватной беседе отказывались приезжать в Россию, опасаясь за свою карьеру. Насколько легко вам в этом году было заполучить Ким Ки Дука? Маэстро оказался не из пугливых?

— У меня действительно есть близкие товарищи, высочайшего класса кинематографисты, которые боялись ехать, объясняя это так: «Ты понимаешь, что мой приезд может негативно отразиться на моей дальнейшей карьере, жизни?» А я при этом вспоминал, что когда фильм «8». Федерико Феллини получал Гран-при на ММКФ, то бедного Григория Чухрая, возглавлявшего жюри в тот год, затаскали в ЦК партии, потому что «ну, не должна такая картина получать главный приз». Но она у нас его получила. Григорий Чухрай умел держать удар. Это касается и Ким Ки Дука — настоящие художники всегда независимы, поэтому они и настоящие, великие. Ким Ки Дук — это большая величина в мировом кино. И он бы не был такой величиной, если его карьеру могла бы испортить поездка в Россию на Московский международный кинофестиваль.

Нет, как раз с ним у нас не было проблем. Слава богу, что сюда, в Россию, люди приезжают добровольно, мы им деньги ведь за это не платим, как на некоторых других кинофорумах.

— На фестивале появилось несколько новых программ, в которых явно прослеживаются тенденции, наметившиеся в современном мировом кинематографе.

— Сюда прежде всего можно отнести программу «Первая серия», связанную с сериалами. Телесериалы стали активно проникать в нашу жизнь, и, на мой взгляд, попытка воссоединения кино с телевидением — хорошая идея. Тем более, это объединение, как мы знаем, подчас дает положительные результаты — на телевидение сегодня уходят замечательные режиссеры. Туда, например, ушел тот же Мартин Скорсезе. И в России происходит аналогичный процесс. Это связано, думаю, с тем, что, снимая сериал, ты можешь рассказать историю очень подробно, так, как задумал. Ну а во-вторых — это те же деньги, зрителей гораздо больше.

Из новых программ ММКФ нынешнего года, которые мне особо дороги, я бы выделил «Одессу кинематографическую». Я ведь свою «Рабу любви» снимал в Одессе. Помню абсолютно невероятное ощущение от того, что ты находишься в павильоне в Ботаническом саду, где все обставлено так, как это было при Ханжонкове или при Бауэре. Это был потрясающий привкус зарождения кинематографа. По большому счету, одесское кино — особая страница, потому что в советское время очень много фильмов снималось именно на Одесской или Ялтинской киностудиях, когда мы еще были одной страной. На Одесской киностудии работала потрясающая плеяда кинематографистов, ставших потом гордостью советского кино.

— С этого года документальные фильмы — победители ММКФ — автоматически попадают в шорт-лист «Оскара». Считаете ли вы, что российские сериалы со временем также смогут пользоваться успехом на Западе?

— Я не думаю, что в России может родиться что-то такое, что сегодня будут смотреть в Америке с интересом. Даже если это такой сериал, как «Ликвидация», который у нас пользуется огромным успехом. У нас все-таки очень разные менталитеты, разное отношение к жизни, к проблемам. Ну разве можно себе представить наш «Домашний арест» в Америке? Нет, конечно.

Но мне — российскому зрителю — достаточно того, что я в наших сериалах узнаю себя. Закончилась та эра, когда для нас попадание на западный рынок определяло уровень произведения. Потому что мы за эти годы увидели, как отношение к художественным произведениям стало меняться вместе с политическими взаимоотношениями. Поэтому я не вижу необходимости прорываться туда. Для меня было бы величайшим счастьем, если то, что мы делаем здесь, и то, что появляется на экране здесь, вылилось бы в интерес нашего собственного зрителя. И хотя это не всегда по качеству очень хорошо, но зато это — про нас. И в последние годы мы наблюдаем, что интерес к нашему кино возрождается. А когда людям начинает нравиться смотреть про себя, это о многом говорит.

— Ваша команда долгое время решала, какую картину сделать фильмом закрытия. В итоге вы остановились на американской картине Вернера Херцога «Встреча с Горбачевым», которая отодвинула фильм Павла Лунгина «Братство». Почему?

— Картина о Горбачеве, думаю, вызовет не меньше споров, потому что Херцог — очень крупный режиссер. Нам этот фильм интересен прежде всего тем, что это — взгляд на Михаила Горбачева с другой стороны Берлинской стены.

Это рассказ о человеке, который вошел в историю именно тем, что эту стену снес — и физически, и фигурально. То, к чему это привело, мы знаем гораздо лучше, чем те, кто нам об этом рассказывает. Тем любопытнее увидеть сторонний взгляд и на саму фигуру Михаила Горбачева, и на то, как эта эйфория постепенно разрушалась глобальным обманом. Я ведь и сам хорошо помню свои чувства того времени: первый секретарь ЦК впервые без бумажки говорит с трибуны простые замечательные слова.

Кадр из документальной картины «Встреча с Горбачевым» режиссеров Вернера Херцога и Андре Сингера / Кадр из документальной картины «Встреча с Горбачевым» режиссеров Вернера Херцога и Андре Сингера

К чему это привело, мы знаем. Поэтому мне кажется, что закрыть наш кинофестиваль этой картиной было очень интересно. Это взгляд большого режиссера на историю.

Что касается «Братства» Павла Лунгина, то буду откровенен и не стану изображать хорошую мину при плохой игре. Мы получили очень серьезную просьбу от ветеранов афганской войны. Причем это было не просто «посмотрели фильм и забыли». Это был крик души: эта картина их оскорбила. Но в принципе такого рода ситуации зачастую можно обойти. Можно взять на себя риск, если художественное произведение того стоит. Лично моя точка зрения такова: «Братство» — это среднее, из клише сотканное произведение. Наша отборочная комиссия не сочла качество этого фильма таковым, чтобы за него можно было ломать копья, биться, и тем самым поднимать его рейтинг. Это, увы, не лучшая картина Павла Лунгина, поэтому мы и решили ее заменить на фильм о Горбачеве.

— Вы обучаете студентов в своей киношколе и следите за молодым российским кино. Чего ему не хватает сегодня и каковы его достоинства?

— Доступ к информации у сегодняшнего молодого кинематографиста огромен. Когда учились мы, то нам показывали иностранное кино во ВГИКе в семь утра. Ну, или возили в Белые Столбы в «Госфильмофонд». Зарубежное кино было труднодоступным, и мы ценили возможность его увидеть. Я помню, с каким изумлением и восторгом смотрели мы и Вайду, и Бергмана, и Антониони. А сегодня у молодежи доступных возможностей впитывать в себя мировое кино столь много! И тому «как» это делается — технической стороне — они научились. Но вот «что» делать — этому нельзя научить. Потому что это всегда — взгляд автора на мир, это опыт, это ответственность за то, что делаешь, наконец, это понимание того, о чем ты говоришь. Это все очень важные вещи. Те вещи, которым нельзя научиться у других кинематографистов. Ты можешь научиться киноязыку, монтажу и даже тому, как склеить два не монтирующихся плана. Но научиться мыслить с места в карьер невозможно.

Я иногда с восхищением смотрю на то, как свои фильмы делает молодежь. Но меня далеко не всегда удовлетворяет, что именно они делают.

Я смотрю и иногда про себя думаю: а о чем это? И отвечаю себе: да ни о чем. А ведь величайшее умение режиссера — рассказать историю так, чтобы она взволновала зрителя.

Вот сегодня — в продолжение вопроса о тенденциях — в жанровом отношении наиболее востребованы спортивная драма и комедия. Хотя у меня всегда встает вопрос — а какая это комедия? Мы ведь воспитаны на великой русской литературе, даже те из нас, кто никогда ее толком не читал. И если даже взять самого последнего бомжа, он все равно — человек из страны, где жил Достоевский. А значит, его поступки будут соответствовать пусть и не тому, что он прочел, но тому, как он себя в этой стране чувствует, как он в ней живет, чего хочет. И когда мы это увидим, то снова упираемся и в Достоевского, и в Толстого, и в Чехова.

Мне кажется, что сегодняшнего зрителя стало труднее зацепить, потому что уже прошли времена «сиси-писи» — от этого все бегут. Гамбургский счет уже другой. И даже те картины, которые назывались артхаусными, считались знаменитейшими, постепенно отходят в сторону, потому что зритель не показал, что его это волнует. Да, эти картины волнуют прессу, киноведов, кинематографистов, но это все равно не то кино, которое заставляло бы зрителя прийти на него второй раз. А это — критерий! Одна женщина, которая как-то меня ругала, подарила мне замечательную мысль: «Настоящее искусство — это то, что хочется увидеть, услышать, прочесть еще раз». Вот это очень точно, вдумайтесь! Хочется ли тебе это кино увидеть еще раз? Поэтому, возвращаясь к комедии: да, бывает низкопробное кино — комедии ниже плинтуса, куда зритель с удовольствием приходит просто, как говорится, поржать. Но второй раз он туда не пойдет — и это критерий. И ты можешь очень долго после премьеры объяснять прессе, что хотел сказать своим фильмом, но если зрителей это не волнует, то ты никогда не заставишь людей прийти на твой фильм еще раз. А есть фильмы, которые захватывают тебя и тащат к себе снова и снова. И вот это и есть настоящее кино.

— И вы можете привести примеры подобных фильмов?

— Ну, вот я некоторое время назад видел картину Маджид Маджиди — кино про пророка Мухаммада («Мухаммад: Посланник Бога» — прим. «ВМ»). Фильм нельзя назвать великим. Но я восхищен тем, как можно было так проникновенно, так чисто, так сказочно увлекательно рассказать про своего Бога. И мне очень хотелось, чтобы такая картина была бы снята и про Христа. Потому что фильм, о котором я вам сейчас рассказываю, пусть в чем-то и наивен, но он потрясающий, насыщенный чувством, и там есть постоянно пульсирующая мысль. Вот такое кино нам действительно нужно. И это кино меня — не мусульманина — заворожило, как оно заворожило абсолютно всех сидящих в зале.

Я, если получается, всегда стараюсь смотреть на фестивале параллельные программы — они самые интересные, самые тонкие.

Например, «Фильмы, которых здесь не было» — те картины, которым по тем или иным причинам не дали прокатное удостоверение, и мы вряд ли сможем их где-то, кроме как на ММКФ, посмотреть. Это и политическое итальянское кино. И программа «Третий возраст». Я очень люблю программу Петра Шепотинника.

И я всегда смотрю с удовольствием документальные программы. Пришли новые времена, закончилась эра постоянной круглосуточной тусовки, которая когда-то на ММКФ была важнее, чем само кино.

И невероятная вещь — фестиваль действительно сегодня разнообразен. Это — не палитра, не веер, но каждый тут непременно, пусть даже и точечно, найдет именно то, что соответствует его персональному вкусу.

СПРАВКА

Никита Сергеевич Михалков (род. 21 октября 1945 года, Москва, СССР) — российский кинорежиссер, актер, сценарист и продюсер. Народный артист РСФСР. Действующий президент ММКФ. Обладатель «Золотого льва» Венецианского кинофестиваля, Гран-при Каннского кинофестиваля, лауреат премии «Оскар». Женат, имеет четверых детей. Возглавил Московский международный фестиваль в 1999 году. За двадцать лет его президентства фестиваль обрел слаженную команду и стал на путь большей точности в программировании, организации просмотров, традиционно считаясь главным кинофестивалем года, проходящим в столице.

КСТАТИ

Московский международный кинофестиваль (ММКФ) — второй старейший кинофестиваль мира после Венецианского. Имеет аккредитацию Международной федерации ассоциаций кинопродюсеров. Два года подряд проходит в апреле, длится 8 дней. Главный приз учрежден в 1989 году — «Золотой святой Георгий». Гостями фестиваля были крупнейшие кинозвезды мира — Софи Лорен, Элизабет Тейлор, Питер Финч, Тосиро Мифунэ, Ричард Бартон, Анна Карина, Симона Синьоре, Жан Маре, Ив Монтан и другие.