Владимир Меньшов: Никогда не пытался выяснить, кто на меня накатал донос перед «Оскаром»
— Юлия, вы по характеру, по ощущениям мамина или папина дочка?
Юлия Меньшова:
— Я счастливым образом сочетаю в себе обоих.
— А сын ваш Андрей Игоревич что сочетает?
Ю. М.:
— С одной стороны, в нем очень много и от папы моего, как мне кажется, но при этом внешне, да и внутренне он во многом копия собственного папы (актер Игорь Гордин — прим. «ВМ»). Но пока непонятно, куда его вырулит...
Вера Алентова:
— А мне понятно! Сразу, как только он родился, я с ним нашла общий язык, потому что он уже был копией Меньшова. И он его копия, я вас уверяю, и по характеру, и по всему, по всем заморочкам... Я Меньшовых сразу раскусываю, и гораздо быстрее, чем Юля, потому что я с ними давно сталкиваюсь, мне они хорошо знакомы.
— Правильно ли я понял, что Андрей — это бабушкин внук?
Ю. М.:
— Да, это правда. Андрей у нас бабушкин внук, а Тасенька — дедушкина внучка.
В. А:
— Она дедушкин ангел.
— Знаю, Вера Валентиновна, что вас много раз об этом спрашивали, но скажите мне все-таки: почему на свадебных фото вы без фаты?
В. А.:
— Ну представьте. Родители — в других городах. Мы студенты, на третьем курсе. Бедность сумасшедшая. Стипендию — 22 рубля — получили, отдали ребятам, чтобы они что-нибудь такое там устроили...
Владимир Меньшов:
— На третьем курсе стипендия была уже рублей 25.
В. А.:
— Хорошо. Я буду говорить, а ты меня исправляй, добавляй.
— Мне кажется, когда родители вступают в полемику, дочь должна как-то…
Ю. М.:
— Роль их дочери во веки веков заключалась в том, чтобы держать обе стороны в балансе. Они должны дойти до какого-то пика, тогда я начну разводить их по углам.
— И в каком возрасте это качество в вас проявилось?
Ю. М.:
— Довольно рано. Во-первых, папа с мамой были в разводе… Я знаю, вы рассказывали, что «в разводе» — это было самое лучшее время для вас, ребенка.
Ю. М.:
— Это прогулки с папой, это съемки кинофильма...
В. М.:
— Выбор натуры.
Ю. М.:
— Хорошо, выбор натуры. К кинофильму «Розыгрыш». Я получала огромное удовольствие от любых прогулок, и пока совершенно никого не собиралась разводить по углам. Было прекрасно...
В. М.:
— Она нетипичный ребенок.
Ю. М.:
— Да, во мне много парадоксов. Так вот, что же было прекрасно? В тот день, когда папа приезжал меня забрать погулять…
— А как часто он приезжал?
Ю. М.:
— Этого я не помню, но было ощущение, что довольно часто.
В. А:
— Да, у него оказывалось свободное время гораздо чаще, чем когда мы были вместе.
Ю. М.:
— Мало того. Мужчина понимает, что он едет заниматься с ребенком, этот день у него продуман, мы едем в какой-нибудь парк, потом мы едем на рынок, покупаем еду, папа готовит, откусывает огурец и говорит: «М-м-м, какая вкуснота», — а я сижу на холодильнике, он…
В. М.:
— Пропускаешь. А походы в ресторан?
Ю. М.:
— В ресторане мне было неинтересно, веришь? Точно нетипичный ребенок.
Ю. М.:
— Просто вы забыли, что такое — советский ресторан. В советский ресторан ты приходишь, делаешь заказ, час ждешь, а жрать ты уже хочешь очень сильно.
Что дальше происходит? Стоит на столе черный хлеб, соль и перец — все, что есть, пока ты этот час ждешь.
Я в результате напихивалась хлебом. Гораздо вкуснее было пойти на рынок, отварить картошечки... А вечером ты едешь домой, и там тебя ждут мама и бабушка, которые тоже тебя обожают. Ты получаешь внимание с обеих сторон.
— Родители три года были «в разрыве». Понятно, что в течение этого времени они с кем-то встречались, какие-то были увлечения...
В. М.:
— Я бы не простил, если бы у нее кто-то был, а она мне простила.
— А вы ей рассказали?
Ю. М.:
— Там рассказывать ничего не надо было. Все знали женщину, с которой папа был связан. Я с ней была знакома, она мне очень нравилась. В этом не было никакой тайны.
В. М.:
— Когда мы снова стали вместе жить, Юля спросила: «А как же Оля?»
В. А.:
— Справедливый был ребенок.
— Сколько Юле лет было?
Ю. М.:
— В школу я пошла, мне было семь лет. Ты, пап, пришел меня провожать в школу 1 сентября. И уже была одна странность, которую приметил мой цепкий детский глаз: ты почему-то был в бабушкином свитере.
Теперь я понимаю, что ты, видимо, ночевал у нас в ту ночь, а приехал, наверное, в рубашечке. Поутру, когда надо было меня в школу вести, было прохладно, и тебе бабушкин свитер дали.
Мохеровый. Было не очень заметно — мужской он или не мужской. Но я его узнала и спросила: «Почему папа в бабушкином свитере?»
— Вера Валентиновна, мы несколько лет назад с вами разговаривали, вспоминали вашу маму. Мне казалось, что она была достаточно жестким человеком — вас на завод отправила из театра. При этом вы ее любили, как обласканная дочь. А вот вам, Юлия Владимировна, я знаю, даже вкусняшки какие-то не позволяли отведать.
Ю. М.:
— Потому что это — бабушке! Четко заявленная система приоритетов: бабушка жизнь прожила, жизнь эта была тяжелая, в ней было очень мало радости, а твоя жизнь только начинается, и в гораздо более благополучных обстоятельствах, поэтому ты эту конфету съешь еще не раз. И мама была абсолютно права.
В. А.:
— Детство не бывает тяжелым. Воспоминания о нем всегда самые замечательные. А у меня в нем не было даже конфет. На трамвайной остановке рядом с нашим домом женщина торговала конфетами, и я с ней подружилась — в надежде, что, может быть, она меня угостит конфеткой. Она никак не догадывалась. Она думала, что я с ней просто так дружу. Однажды, когда она отвернулась, я конфетку у нее украла. Из огромного такого мешка.
Ну, знаете, совком из него в кулечек набирают... Мне казалось, что она заметила.
Потом, когда я пробегала мимо, она говорила: «Верочка, почему ты мимо меня теперь бежишь? Мы же с тобой так дружили». У меня уши были красные, я думала: какой кошмар! А сладкое, которое я приносила в дом, мы прятали, но Юля находила в любом месте, и сладкого ела очень много...
— А вы, я знаю, воровали у мамы деньги на мороженое.
В. А.:
— Было такое. Два раза.
— Вы просто рецидивист малолетний.
В. М.:
— Наконец мне открыли глаза на тебя. У меня тоже кое-что пропадает.
— Если пропал рубль, Владимир Валентинович, то это Вера на мороженое взяла, это точно...
В. А.:
— Вы знаете, мне было достаточно маминых слез однажды, чтобы это прекратилось. Дважды я у нее стащила по рублю. А денег было так мало, что, конечно, рубль — это было заметно. Мама плакала не потому, что я стащила, а потому, что она не могла мне купить мороженое. Я сразу поняла, что она плачет именно из-за этого. И все, такого больше никогда не было.
— Вот смотрите, удивительная какая история: у вас отцы — полные тезки, оба Валентины Михайловичи. Когда вы это выяснили? Вы же, будучи студентами, момент знакомства не начали с этого: «Кстати, моего папу зовут Валентин Михайлович».
В. М.:
— Сначала мы с Верой отметили, что оба Валентиновичи, и это был знак судьбы.
В. А.:
— Он долго настаивал на том, что это знак судьбы. Я сопротивлялась, но, когда выяснилось, что еще и Михайловичи у обоих…
В. М.:
— Я быстренько проверил, не можем ли мы быть братом и сестрой. Вроде нет.
— Вы помните, когда первый раз увидели любовь своей жизни?
В. М:
— Помню.
В. А.:
— Расскажи. Интересно.
— «Помню». И все? Лаконично. Или помню, но не расскажу?
В. М.:
— Она была писаная русская красавица.
В. А.:
— Что значит «была»? Оскорбительно, конечно.
В. М.:
— Добавляю подробность, которая меняет тебя в моих глазах. Длинная русая коса, которую, по-моему, на первом курсе она отрезала.
В. А.:
— На втором.
В. М.:
— И покрасилась в рыжий цвет.
В. А.:
— Случайно. Я попросила меня в медный цвет покрасить. Я думала, что медный — это бронзовый. И когда парикмахер меня покрасил, это был старый такой еврей, я сказала: «Что вы сделали? Как вы меня покрасили?» — он достал медный пятак и сказал: «Это медь. Так, что ты хочешь, девочка?» У меня вылезли все веснушки, которых не было. Больше я никогда не стриглась. До фильма «Москва слезам не верит».
В. М.:
— Короче, она отмахнула себе эту косу.
— Не посоветовавшись?
В. М.:
— Какой там. И этим сильно, но не окончательно меня разочаровала.
В. А.:
— Я не заметила разочарования.
— Я так понимаю, вы просто дружили?
В. М.:
— Дружили, дружили, а потом целоваться стали.
— Свадьбу хорошо помните?
В. М.:
— В загс приехали на трамвае.
В. А.:
— Однокурсник Димочка нам денежку дал на шампанское. Когда нам открыли шампанское, то в моей голове была только одна мысль, что у нас нет ни единой копейки за это шампанское заплатить, потому что мы уже все до копейки отдали ребятам для стола в общежитии. Димочка увидел в моих глазах ужас и сказал: «Не волнуйся, у меня есть пять рублей». Это было счастье.
В загсе Владимир Валентинович еще назаказывал фотографий. Потом, когда ему подсчитали, он сказал: «Да? Ну, тогда эту, эту и эту». Ему опять посчитали. В результате у нас есть только две фотографии.
— Говорят, что статуэтку «Оскара» за фильм «Москва слезам не верит» на вручении премии «Ника» вам дали с тем, чтобы вы ее потом за кулисами вернули. А вы статуэтку взяли и так с ней и уехали...
Ю. М.:
— Он на сцене попросил разрешения уехать с ней.
В. А.:
— У зала, у масс.
В. М.:
— Я до этого не видел эту статуэтку ни разу. Ее привез атташе по культуре, передал в министерство, министр никогда не говорил, что статуэтка стоит у него.
У министра была комната отдыха, скорее всего, там она и стояла. Когда началась перестройка, стали меняться министры, я понял, что я «Оскара» вообще потеряю: кто-нибудь из министров возьмет его домой, а потом попробуй найди. Как раз Гусман «Нику» придумал, если не ошибаюсь, в 1987 году, где решил вручить мне этот «Оскар». Мне сказали, что статуэтку мне дадут и за кулисами сразу заберут.
Я говорю: «Разрешите мне, чтобы он хоть переночевал у меня дома?» Зал сказал: «Да!» И я под это дело ушел с «Оскаром», рассчитывая не возвращать. И хорошо сделал.
В. А.:
— В Музей кино его хотели куда-то отправить.
— На чьей-то даче кололи бы им орехи. Почему вы сами не поехали за «Оскаром», были невыездной? Невыездной — почему?
В. М.:
— Когда я наконец добился ответа на этот вопрос, он состоял из того, что: «Вы говорили во Франции, что у них…»
В. А.:
— Ответ состоял из того, что двое людей написали на него донос. Вот из чего он состоял.
В. М.:
— Никогда не пытался выяснить, кто на меня накатал.
Читайте также: Константин Райкин: Если спектакль прошел хорошо, то и жизнь идет не напрасно