…В небольшом азиатском городе посередине главной улицы шел человек — не то сильно взволнованный, не то слегка навеселе. Ему сигналили водители, прохожие что-то кричали с тротуаров и смеялись. А он шел и выкрикивал одни и те же слова: «Все равно достигну!» Мне нарисовал эту картину очевидец, уверяя в ее подлинности. А суть ее заключалась в том, что у человека, насмешившего весь город, было одиннадцать дочерей, а он мечтал о сыне. Но когда в двенадцатый (!) раз он навещал жену в роддоме, ему сообщили, что у него опять родилась дочь. Вот он, расстроившись, и пошел по городу, не разбирая дороги и убеждая себя в необходимости «все равно достигнуть»…Я вспомнил об этом трагикомическом случае во время очередной встречи с [b]заведующим кафедрой детских болезней Государственной медицинской академии академиком РАМН Вячеславом Александровичем ТАБОЛИНЫМ[/b], когда он упомянул, что современная медицина может определить пол будущего ребенка еще до его рождения. — Да, мы можем определить пол ребенка, когда плод еще находится в утробе матери, — уверял академик. — Это не представляет особых трудностей. Более того, в некоторых американских клиниках пол определяют еще до того, как плод сформировался в материнском чреве. Берут пункцию у зародыша и проводят исследование на генетическом уровне. Американцы в этом отношении опередили российскую педиатрию.Но если бы меня спросили, нужно ли родителям узнавать заранее, кто у них родится, мальчик или девочка, я бы ответил: не нужно! В рождении ребенка должно быть и есть некое таинство, и разрушать это таинство не стоит. Любой ребенок, независимо от пола, — это дар Божий, любой ребенок должен быть желанным.Представьте себе: родители хотят мальчика, а им сказали: «У вас будет девочка». Что последует за этим? Как минимум — огорчение родителей, иногда даже семейный разлад, я знаю такие случаи. Как максимум — аборт. А я, и не только я, все врачи, наверное, против абортов, если нет на то медицинских показаний. Не говоря уж, что мораль всех без исключения мировых религий тоже против.[b]— Вы сказали, что в некоторых вопросах американские ученые опередили российских. Не обидно ли?[/b]— Обидно, конечно… Но я думаю, это временно. Любая наука так и развивается: сегодня нас кто-то опередил, завтра мы кого-то опередили. Российской медицинской науке тоже есть чем гордиться. Она строится на очень надежном фундаменте. Приведу два особенно близких мне примера, потому что они связаны с историей университета, в котором я работаю. Первый в мире педиатрический факультет был организован у нас еще в 1930 году. Он тогда назывался «факультет охраны материнства и младенчества». Через год на этом факультете была создана кафедра раннего детского возраста при Филатовской больнице. Это были знаменательные события, они означали, что лечение детей раннего возраста в России, да, пожалуй, и во всем мире, становится самостоятельным отделом медицины.[b]— Как возникла сама идея создания специальных факультета и кафедры?[/b]— Эту идею продиктовала жизнь. В конце 20-х – начале 30-х годов много детей погибало в основном от поносов и воспаления легких, распространен был рахит… А специалистов именно по детским болезням раннего возраста почти не было. В большой степени благодаря усилиям ученых факультета были решены проблемы острых желудочно-кишечных заболеваний у детей и детской пневмонии. Предложенной первым заведующим кафедрой профессором С. О. Дулицким классификацией рахита до сего дня пользуются педиатры. Другой никому создать не удалось, хотя такие попытки были.[b]— А что, по вашему мнению, характерно сейчас в лечении новорожденных?[/b]— Характерны общее ухудшение экологии, загрязнение среды. Экономические трудности в жизни общества, которые в первую очередь сказываются на молодых семьях. Плохо, что заметно понизилась роль женских консультаций. Провести обследование будущих мам полностью там не могут, направляют женщин в институты, где любой анализ производится уже за деньги. Сами понимаете, это не всем по карману. Таких «характерных» моментов много. В результате у нас в стране, в том числе в Москве, только 20 процентов родов происходят без патологических отклонений. Все это вместе взятое порождает новое отношение родителей к деторождению, которое я определил бы одним словом – беспокойство. И за судьбу будущего ребенка, и за здоровье матери. Думаю, рождаемость в России не будет повышаться до тех пор, пока мы не избавимся от причин для такого беспокойства.[b]— Наверное, медицинская неосведомленность родителей, не хочу употреблять слово «невежество», тоже имеет значение?[/b]— Очень большое. Вспоминаю такой случай двадцатилетней примерно давности. В одном узбекском городе была очень высокая детская смертность. Встревоженные врачи, кстати, мои ученики, обратились ко мне за консультацией. Стали разбираться и выяснили: в основном младенцы помирали в летние месяцы — в июне, июле, августе. Изнуряющая жара, пыль, нехватка воды — вот основные причины происходивших там несчастий. Я говорю своим ученикам: попробуйте деликатно, не нарушая национальных мусульманских традиций, используя радио, телевидение, прессу, разъяснять людям, что, принимая решение завести ребенка, надо стараться, чтобы роды приходились на осень, зиму и раннюю весну. И что же? Детская смертность резко пошла на убыль! Вот что значит пропаганда медицинских знаний.Но бывает и пропаганда иного рода. Например, пару лет назад я читал в одной очень популярной газете очерк. К женщине-журналистке в родильном доме относились очень плохо; все внимание медицинский персонал уделял лишь платным пациенткам. Не знаю, правда это или нет, не проверял. Но меня возмутило то, что в конце очерка был опубликован список из нескольких лучших, по мнению корреспондентки, родильных домов. Кто устраивал «соревнование» роддомов? Когда? Какими критериями руководствовались, публикуя такой список? Естественно, женщины, не попавшие в один из названных роддомов, испытывают чувство беспокойства, если не страха… [b]— Какие заболевания у младенцев встречаются чаще? Какие наиболее опасны?[/b]— Опасны все заболевания. Из числа часто встречающихся могу назвать желтуху… [b]— То есть гепатит?[/b]— Не обязательно. Бывает до 60 причин, вызывающих желтуху. Ребенок пожелтел — все пугаются: гепатит! А это может быть связано с незрелостью, недоразвитостью печени или с влиянием гормонов в молоке матери. Тут большое значение имеют опыт и интуиция врача. Важно, чтобы врач умел отличить гепатит или, скажем, заросшие желчные пути (крайне опасная патология!) от обыкновенной желтухи; чтобы врач, наблюдающий младенца, при малейшем сомнении в диагнозе не стеснялся и не ленился обратится за консультацией к более опытному специалисту.[b]— Может ли нынешний врач-педиатр — хороший врач — сказать о себе, что он знает все о детских болезнях?[/b]— Врач, который так о себе думает, — это не очень хороший врач. Сегодня мы наблюдаем повышение количества новорожденных детей с врожденными пороками сердца, поражением почек, желудочно-кишечного тракта. Все это требует расширения исследований по генетике таких патологий. Важно, чтобы в исследованиях участвовали и студенты — от этого зависит их будущая врачебная квалификация.К сожалению, экономические трудности, которые переживает общество, сказываются и на нашей работе. Тут «заколдованный круг»: процветание общества зависит от здоровья будущих поколений, а это в значительной степени должна обеспечить медицинская наука.Однако на исследования в области медицины, в частности педиатрии, отпускается значительно меньше средств, чем требуется… Нам, ученым, работающим на кафедрах и в клиниках медицинских вузов, говорят: «зарабатывайте сами». А как зарабатывать, чтобы не ущемить интересов матери и ребенка, — сие никому неизвестно.