Писатель Фазиль Искандер уже давно никому не дает интервью. И даже тот факт, что в свое время он дал мне рекомендацию в Союз писателей, мало повлиял на его решение ответить на вопросы «Вечерки», скорее повлияла моя настойчивость. Я звонил ему с этой просьбой практически с выхода первого выпуска «Письменного стола».
Наконец Искандер согласился. Но в ответах был краток. Что ж, по определению классика, краткость – сестра таланта.
[b]– Фазиль Абдулович, вас считают классиком, а вы как себя в этом качестве ощущаете?[/b]
– Никогда об этом не задумывался. Мне это совершенно неинтересно.
[b]– Вы перечитываете классиков?[/b]
– Иногда.
[b]– И кто вам до сих пор интересен?[/b]
– Все интересны – от Пушкина до Толстого и Достоевского.
[b]– Есть у вас настольная книга… из классиков?[/b]
– Нет, такой книги у меня нет.
[b]– Значит, предпочтений среди классиков XIX века не имеете…[/b]
– Нет. Хотя… Все-таки Лев Толстой. И все-таки Пушкин.
[b]– А из современных писателей кто-то вам интересен?[/b]
– Много есть хороших писателей, кое-кто из современных писателей мне очень интересен. Но имена называть не буду.
[b]– А как вы выбираете книгу для чтения? Может быть, вам друзья советуют? Или читаете анонсы какие-то, рецензии?[/b]
– Это как придется. Иногда просто открываю журнал, вижу – рассказ, начинаю читать – интересно, и в результате прочитываю с удовольствием. По подсказке я ничего не читаю.
[b]– Еще, наверное, друзья-писатели дарят книги…[/b]
– Ну, конечно. Их читаю.
[b]– Есть среди них кто-то, кого вы выделяете?[/b]
– Битов.
[b]– Андрей Георгиевич был уже, кстати, в «Письменном столе». А скажите, вы помните свое самое-самое первое детское желание – «кем стану, когда вырасту»?[/b]
– Нет-нет, уже не помню.
[b]– А первую публикацию помните?[/b]
– Очень в общем. Это были какие-то стихи…
[b]– А сейчас стихи вы пишете?[/b]
– Да. Иногда..
[b]– А как вы отдыхаете от работы? Может быть, хобби у вас какое-то есть или куда-то уезжаете?[/b]
– Нет, я сейчас никуда не выезжаю. Отдыхаю от работы я, читая какого-нибудь интересного мне писателя. Вот и все.
[b]– Фазиль Абдулович, мы заканчиваем интервью пожеланием читателям «Вечерней Москвы»…[/b]
– Что бы я им мог пожелать? Как писатель я им мог бы от всего сердца пожелать читать побольше талантливых писателей!
[b]Фазиль ИСКАНДЕР
[i]Созвездие Козлотура[/i]
Фрагмент повести[/b]
[i]Я вышел на открытое место и увидел белое кладбище, озаренное белой луной.
Холодея от страха, я вспомнил, что когда-то проходил мимо него, но тогда это было днем, и оно не произвело на меня никакого впечатления. Вспомнил, что сбил тогда несколько яблок. Я нашел глазами дерево, и, хотя оно сейчас казалось совсем другим, я старался вернуть себе то состояние беззаботности, когда сбивал с него яблоки. Но это не помогло. Дерево неподвижно стояло в свете луны с темно-синей листвой и бледно-голубыми яблоками. Я тихо прошел под ним.
Кладбище напоминало карликовый городок, с железными оградами, зелеными холмиками могил, игрушечными дворцами, скамеечками, деревянными и железными крышами. Казалось, люди, после смерти сильно уменьшившись и поэтому став злее и опаснее, продолжают жить тихой, недоброй жизнью.
Возле нескольких могил стояли табуретки с вином и закуской, на одной даже горела свеча, прикрытая стеклянной банкой с выбитым днищем. Я знал, что это такой обычай – приносить на могилу еду и питье, но все равно сделалось еще страшнее.
Пели сверчки, свет луны белил и без того белые надгробья, и от этого черные тени казались еще черней и лежали на земле, как тяжелые, неподвижные глыбы.
Я старался как можно тише пройти мимо могил, но палка моя глухо и страшно стучала о землю. Я ее взял под мышку, стало совсем тихо и еще страшней. Вдруг я заметил крышку гроба, прислоненную к могильной ограде рядом с еще не огороженной свежей могилой.
Я почувствовал, как по спине подымается к затылку тонкая струйка ледяного холода, как эта струйка подошла к голове и, больно сжав на затылке кожу, приподняла волосы. Я продолжал идти, все время глядя на эту крышку, красновато поблескивающую в лунном свете.
Я тогда еще не знал, что по мусульманскому обычаю покойника хоронят без крышки, видимо, чтобы облегчить ему воскресение. Гроб накрывают досками наподобие крыши.
Я был уверен, что покойник вышел из своей могилы, прислонил крышку гроба к ограде и теперь ходит где-нибудь поблизости или, может быть, притаился за крышкой и ждет, чтобы я отвернулся или побежал.
Поэтому я шел, не шевелясь и не убыстряя шагов, чувствуя, что главное – не сводить глаз с крышки гроба.
Под ногами зашумела трава, я понял, что сошел с тропы, но продолжал идти, не выпуская из виду крышку. Вдруг я ощутил, что проваливаюсь в какую-то яму.
Я успел увидеть полоснувшую небо луну и шлепнулся на что-то шерстистое, белое, рванувшееся из-под меня в сторону. Я упал на землю и лежал с закрытыми глазами, дожидаясь своей участи. Я чувствовал, что он или, вернее, оно где-то рядом и теперь я полностью в его власти.
В голове мелькали картины из рассказов охотников и пастухов о таинственных встречах в лесу, о случаях на кладбище.
Оно медлило и медлило, страх сделался невыносимым, и я, собрав силы, распахнул глаза, как будто включил свет.[/i]