НИИ глазных болезней РАМН стал лидером отечественной офтальмологии

Москва, улица Россолимо, 11. Здесь располагается комплекс Института глазных болезней Российской академии медицинских наук, который возглавляет член-корреспондент РАМН С. Э. Аветисов. Недавно корреспондент «ВМ» беседовал с ученым.– Сергей Эдуардович, институт был организован 35 лет назад – дата по нынешним непростым временам почти юбилейная. Тем более что по тому наплыву пациентов, которых я увидел, придя к вам, он остается лидером отечественной офтальмологии… – Да, наш институт сегодня – это одно из крупнейших в стране офтальмологических учреждений, и его многолетняя история – скажу об этом с гордостью – только упрочила авторитет работающих здесь специалистов. И среди коллег, и среди пациентов.– Кстати, об истории… Многие немолодые москвичи, говоря о вашем институте, называют его «красновским», хотя далеко не все из них смогли мне объяснить происхождение этого названия. Просветим? – Краснов был академиком РАМН, выдающимся советским офтальмологом и организатором науки. Во многом благодаря его инициативе и стараниям был создан наш институт. Академик Краснов возглавлял его до декабря 2001 года. Мне выпала честь сменить его на этом посту.Сейчас у нас более 500 сотрудников. В их числе 11 профессоров, 22 доктора медицинских наук и 62 кандидата наук.– Какие направления стали теперь приоритетными в научных исследованиях? – Разрабатываем новые методы диагностики и лечения катаракты, глаукомы, заболеваний орбиты и придаточного аппарата глаза, сетчатки и зрительного нерва. Создана комплексная система оптической коррекции близорукости, дальнозоркости и астигматизма. В стенах института рождаются новые методы хирургического, лазерного и терапевтического лечения заболеваний глаз.Наши лаборатории оснащены для этого самой современной отечественной и зарубежной аппаратурой. Широко используется высокотехнологическое ультразвуковое оборудование, что очень важно при постановке диагноза, выборе методов лечения и последующего контроля полученных результатов.– Правильно ли я понимаю, что у вас научные исследования и лечение идут, что называется, рука об руку?– Иначе и быть не может.Все наши научные исследования подчинены главной цели – повысить эффективность лечения. Проиллюстрирую это на примере такого распространенного заболевания, как катаракта. Еще не так давно, удаляя мутный хрусталик, мы делали разрез порядка 8–10 миллиметров. И через этот «большой» разрез помутневший хрусталик, если можно так сказать, «вытаскивали» из глаза. Теперь же через разрез 1,5–2,5 миллиметра при помощи ультразвука или тонкой, но мощной струи жидкости вещество мутного хрусталика измельчается внутри глаза и как бы «отсасывается».Вот в чем суть современной операции, которая уже стала рядовой, даже, извините, рутинной, и которую квалифицированный хирург делает за 10–15 минут. Более того, такую операцию можно выполнять и в амбулаторных условиях.– Удалять катаракту чаще приходят к вам… – Ну, не только к нам. В столице много глазных центров.Мы же, повторяю, лечим не только катаракту, но и весь комплекс глазных болезней.Ежегодно более 100 тысяч человек получают здесь консультации, а около 6 тысяч пациентов с различными заболеваниями органов зрения лечатся в нашем стационаре. Могу привести и такие цифры: у нас 180 коек, а консультативно-поликлиническое отделение рассчитано на 400 посещений в день.– От старого еще здравоохранения у некоторых москвичей осталось представление, что к вам можно попасть только по направлению из районной поликлиники. А там либо нет офтальмолога, либо к нему огромные очереди. Это не так? – Разумеется, нет. Направление офтальмолога из поликлиники, его первичный диагноз желателен, но не более того. Прийти к нам может любой – даже иностранец. Нужен только паспорт, а для москвичей – еще и полис обязательного медицинского страхования. Институт не отказывает никому. И мы можем гарантировать, что, обратившись сюда, пациент получит эффективную помощь на основе ведущих мировых разработок и богатого опыта отечественной офтальмологической школы.– В столице в последние годы открылось немало платных глазных клиник.Это ваши конкуренты? – Конкуренции мы не боимся. Думается, это нормально, когда параллельно существуют и коммерческие, и государственные клиники. В коммерческих клиниках работают, как правило, хорошие специалисты, там современное оборудование. И если у пациента есть деньги, почему бы ему не лечиться в комфортных условиях? – А если денег в обрез? Ведь каждый человек имеет право на квалифицированную медицинскую помощь… – Совершенно верно. В этом отношении показательна практика нашего института. У нас наличествуют обе формы лечения – коммерческая и страховая, и они прекрасно уживаются друг с другом. Для всех москвичей обследование и диагностика совершенно бесплатны. Если же речь идет об операции, ну, скажем, катаракты, то пациенту предлагается выбор. Ему могут сделать операцию качественно и бесплатно, а могут предложить сделать операцию по высокотехнологичной методике, с применением новейшего специального оборудования.Некоторые пациенты просят, например, чтобы им при излечении той же катаракты имплантировали так называемый многофункциональный хрусталик, который позволяет видеть вдаль и вблизи без очков. Однако эксплуатация новейшего оборудования стоит недешево, поэтому мы вынуждены в этом случае просить больного оплатить затраты.Выбор за пациентом.Но я, кстати, не считаю, что такой дорогостоящий хрусталик нужно ставить всем больным. У кого-то очень высокие требования к зрению, он считает, что очки ему мешают, а другие привыкли к очкам и не чувствуют от них никакого дискомфорта.– Были ли конфликты из-за проблемы «платить – не платить»? – На моей памяти не было.Наверное, потому, что наши врачи не делят пациентов на платных и бесплатных. Это просто люди, которые нуждаются в нашей помощи.– Рядом с вашим кабинетом, на пятом этаже, я видел научную библиотеку и аудиторию, где молодые люди в белых халатах слушали какую-то лекцию. В институте ведется и учебная работа? – Велась всегда и ведется сейчас. На нашей базе располагается кафедра глазных болезней старейшего медицинского вуза страны – Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова, которая недавно отпраздновала свой 250-летний юбилей. По традиции, директор института одновременно является заведующим кафедрой.– Вы удовлетворены теперешней подготовкой врачей-офтальмологов? – Вполне. Среди студентов-медиков много желающих специализироваться по глазным болезням. У нас сейчас 30 молодых врачей постигают тонкости специальности в двухгодичной ординатуре, 15 аспирантов работают над диссертациями. Наш ученый совет принимает к защите кандидатские и докторские диссертации, а журнал «Вестник офтальмологии» является центральным печатным изданием.Так что о кадровом будущем, мне кажется, можно не волноваться – талантливых офтальмологов меньше не станет.– Кстати, о кадрах… Я, Сергей Эдуардович, кажется, догадываюсь, как вы выбирали свою профессию. Готовясь к интервью, я встретил в Интернете имя выдающегося детского офтальмолога профессора Эдуарда Сергеевича Аветисова, из чего заключил, что вы пошли по стопам отца… – Да, отец вместе со своими сотрудниками занимался очень серьезным и важным делом – охраной зрения детей и подростков. Поэтому для нас с братом вопроса о выборе профессии не стояло: мы были посвящены в офтальмологию задолго до того, как стали заниматься ею профессионально.Замечу, отец никогда императивно не влиял на наши решения – он доверял нам и очень боялся оскорбить недоверием. Несмотря на свой сильный и волевой характер в профессии, он оставался удивительно мягким и деликатным человеком в жизни. И для нас с братом был скорее старшим товарищем, чем неким режиссером, направляющим жизнь своих детей.Теперь, когда мой сын тоже выбрал профессию офтальмолога, я убедился, как трудно порой видеть в собственном ребенке независимую личность, признавая его право на ошибку, тем самым давая ему возможность быть самостоятельным, а значит – профессиональным. У отца это всегда получалось.[b]ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ[/b]Способствуют ли династии прогрессу в медицине? Александр МИЛЯВСКИЙ, депутат Мосгордумы: – Однозначно да. В жизни очень важно, какие знания и опыт передают нам родители. А уж тем более когда они оставляют детям серьезное научное наследие, дело точно обретает успех.