Знаменитая Боткинская больница отмечает юбилей

Городской клинической больнице им. Боткина исполняется 100 лет. Попадая на ее территорию, меньше всего думаешь о столь солидной дате. Ничто здесь не напоминает о преклонном возрасте. Это крупнейшее многопрофильное лечебное учреждение Москвы, оснащенное по последнему слову медицинской науки и техники. Новенький 22-й корпус, где сосредоточена лечебно-хирургическая и диагностическая работа, вызывает восхищение. Огромный холл, зеркала, скоростные лифты и обилие суперсовременной аппаратуры. Все это создает ощущение, будто ты попал в крупный европейский медицинский центр.Так оно и есть, – говорит [b]главный врач больницы, заслуженный врач РФ, профессор Владимир ЯКОВЛЕВ.– Владимир Николаевич, сто лет назад больниц было немного, и ваша появилась, насколько мне известно, благодаря меценатам.[/b]– Именно так. Появлению этой больницы мы обязаны почетному гражданину Москвы, купцу первой гильдии Козьме Терентьевичу Солдатенкову (1818–1901 гг.), который в своем завещании распорядился выделить около 2 млн рублей (а это была огромная сумма!) на постройку городской клинической больницы.Кстати, Козьма Терентьевич являлся еще и гласным Московской городской думы. Как сегодня бы сказали – депутатом. Его воля была выражена в завещании определенно: в Москве должна быть «бесплатная больница для всех бедных без различия званий, сословий и религий».В апреле 1908 года произвели закладку клиники, а 23 декабря 1910 года состоялось ее официальное открытие.Городская дума постановила тогда присвоить больнице имя К. Т. Солдатенкова. Но, отмечая 10-летие клиники, Московский совет принял постановление о переименовании. Больница стала носить имя выдающегося врача-терапевта С. П. Боткина. Им обоим на территории больницы поставлены памятники.[b]– Как хорошо, что у нас были меценаты![/b]– Сегодня их значительно меньше, однако в преддверии подготовки к нашему столетию благодаря усилиям спонсоров все-таки удалось собрать определенную сумму. Это небольшие деньги, но они позволили подготовить хороший альбом, в котором мы охватили историю больницы и рассказали о ранее работавших в ней сотрудниках. Есть там раздел и о кафедрах, которые действуют на базе больницы, о перспективах нашего развития. А 21 декабря у нас состоится большая научная конференция, посвященная юбилею. Благодаря спонсорской помощи мы издаем сборник своих научных трудов.[b]– А как вас поддерживает государство?[/b]– Грех жаловаться. В связи с юбилеем была составлена серьезная программа по дальнейшей модернизации больницы. В частности, торакальное отделение (хирургия органов грудной клетки) будет переведено в новое здание, а отделение челюстно-лицевой хирургии мы создаем вновь.Занимаемся оснащением операционных новейшей медицинской техникой.Еще одна задача – дальнейшая информатизация больницы. Городом куплена программа, рабочие места сформированы, и в ближайшее время вся клиника будет объединена в единую информационную сеть.[b]– Редкий случай – вы не можете пожаловаться на невнимание властей.[/b]– Ни в коем случае. Кризис на больнице практически не сказался. У нас достаточное лекарственное обеспечение и самое современное оборудование. Мы сделали подлинный прорыв, создав три года назад вот этот 22-й корпус. Сюда были вложены огромные московские деньги, благодаря чему мы получили великолепный хирургический центр. Не погрешу против истины, если скажу, что он – один из лучших в мире. Созданы новые профили: колопроктологическое, сердечно-сосудистой хирургии с реанимацией. Больные теперь уже не хотят лежать в многоместных палатах. А здесь к их услугам душ, телевизор, холодильник и максимум три человека в палате. Есть немало и одно- двухместных палат.[b]– Это бесплатно?[/b]– Разумеется. В больнице бывали делегации из Германии, Испании, Австрии, и все подтверждают, что здесь условия ничем не хуже лучших европейских медицинских клиник.[b]– Как вам это удалось? Может быть, сказалось, что до вас главным врачом был бывший руководитель Департамента здравоохранения г. Москвы Андрей Сельцовский?[/b]– Во многом да. Андрей Петрович был главным врачом этой больницы, когда я пришел сюда его замом. Это был непростой 1995 год. В ту пору больница переживала крайне трудный период. Запущенные палаты, корпуса, стоящие много лет без ремонта, разбитый асфальт – вот наследие, с которым пришлось работать. Даже деньги на зарплату набирали с трудом, и с медикаментозным обеспечением были большие проблемы. Через год Андрей Петрович возглавил Департамент здравоохранения, а я стал главным врачом. То, что все в корне изменилось, произошло во многом благодаря усилиям Московского правительства и Департамента здравоохранения.[b]– Неужели теперь у вас не осталось проблем?[/b]– Проблемы, конечно, есть. Вторую, не менее важную половину больницы – терапевтическое, неврологическое, гематологическое отделения – мы не успели привести в порядок, и они стоят, ожидая капитального ремонта.[b]– А какой вы видите дальнейшую перспективу?[/b]– Новый мэр четко обозначил приоритеты. В том числе, модернизацию здравоохранения. И федеральная программа предусматривает выделение на эти цели больших денег. Речь идет о капремонте, улучшении санитарного состояния, обеспечении новым высокотехнологичным оборудованием. Так что поводов для беспокойства не вижу.[b]– Что дал вам этот, прямо скажем, превосходный корпус?[/b]– Очень многое. За три года число операций по больнице в целом выросло на 30 процентов. А высокотехнологичных операций – на 22 процента.Почти 25 тысяч операций за год – это очень высокая цифра! Из них четыре тысячи – высокотехнологичные. При этом резко уменьшилось количество послеоперационных осложнений. Сократилось число койко-дней, ведь после таких операций пациентам требуется значительно меньше времени для восстановления. Им уже не надо проводить недели и месяцы в стенах больницы.Известно, скверные условия, как и плохое отношение, превращают пребывание в стационаре в пытку. Оказавшись в цивилизованных условиях, пациент лучше чувствует себя и психологически. А это важная составляющая восстановления физического здоровья.Да и если посмотреть на сотрудников отделений, находящихся в разных корпусах, тоже можно заметить разницу.Те, что работают в новом хирургическом корпусе, совсем другие: они лучше мотивированы, организованны, их не надо убеждать в необходимости развиваться. Достойные условия работы не только повышают самооценку, но и стимулируют специалиста к дальнейшему профессиональному росту.[b]– Поговорим о высокотехнологических методах. Чем гордитесь больше всего?[/b]– Предмет нашей гордости – навигационные системы, которые мы стали использовать в нейрохирургии и травматологии. Сейчас на подходе аналогичные системы в отоларингологии и урологии. В чем суть новшеств? Точное наведение на тот или иной орган дает возможность работать точечно, исключая повреждение близлежащих тканей. Это очень современные методики, и в Москве клиники, где используются таковые, можно пересчитать по пальцам одной руки, не говоря уж о провинции.Назову еще один революционный метод. Эндопротезирование крупных суставов через микродоступ – крошечный разрез на коже. Это малоинвазивная методика, позволяющая пересадить крупный сустав и восстановить его двигательные функции без серьезной кровопотери.В терапии тоже совершен прорыв. За эти три года мы в пять раз увеличили количество курсов высокодозной химиотерапии у гематологических больных. Это стало возможным за счет более эффективных и менее токсичных медикаментозных средств лечения злокачественных заболеваний крови.В недалеком будущем у нас появится отделение для пересадки костного мозга. Кроме того, в планах – создание отделения реанимации для больных инсультом.Перспективы захватывающие. Постановлением Правительства Москвы в больнице решено построить первый в России Центр протоннолучевой терапии, снабженный современным диагностическим оборудованием.В том числе позитронно-эмиссионным томографом и гамма-камерой. Протонами можно облучать злокачественные новообразования, расположенные практически вплотную к жизненно важным органам. Уже закончена стадия проектирования нового Центра.[b]– Программа на следующие сто лет?[/b]– Лучше возьмем более короткий срок. По нашим планам, строительство Центра, стоимость которого около 2,5 млрд рублей, должна полностью завершиться через несколько лет. Что касается долгосрочных планов, то пока мы не знаем, как будет развиваться медицинская наука. Но, тем не менее, обязаны успевать за ней! Этому способствует модернизация всех наших отделений.Уникальность клиники еще и в том, что при каждом отделении работает кафедра ведущего медицинского университета или академии, отделы ряда научно-исследовательских институтов. Многие сотрудники больницы имеют ученую степень, преподают, готовят молодую смену. Это и есть содружество науки и практики.[b]– Вы сами тоже преподаете?[/b]– Да, на кафедре терапии и подростковой медицины Российской академии последипломного образования. Я по специальности терапевт, а более узко – пульмонолог. До Боткинской у меня была военная карьера. Окончил Томский военно-медицинский факультет, служил в Германии в качестве врача, прошел усовершенствование на факультете руководящего состава Военно-медицинской академии. Затем – госпиталь Бурденко, где начинал ординатором, был начальником отделения пульмонологии, начальником кафедры реабилитации и физических методов лечения, параллельно защищал диссертации.[b]– Чувствуете разницу в работе военного и гражданского врача?[/b]– Очень чувствуется разница между самими учреждениями. Военная медицина у нас всегда считалась приоритетной, и когда я пришел сюда, то был если не поражен, то удивлен. Все казалось непонятным: и состояние помещений, и принцип подбора кадров.Не секрет, что в те лихие годы упадок был не только в медицине. Многие уходили в коммерческие структуры, уезжали за границу. Сейчас ситуация меняется. К нам стали приходить работать из военных медучреждений, все чаще зовут наших консультантов в военные госпитали, чего раньше не бывало. Это значит, что в военной медицине, вероятно, происходит некоторый спад, в то время как в гражданской ощущается заметный подъем.[b]– Вы привыкли командовать. Здесь вас слушаются так же, как в армии?[/b]– Меня предупреждали, что у гражданских медиков другой менталитет, другая система взаимоотношений: нельзя приказывать, размахивать шашкой. Надо знать, где нажать, а где проявить мягкость. Так что перестраивать себя пришлось. Но и армейские навыки тоже пригодились. Скажем, я не отпускаю сотрудников в отпуск, пока они не пройдут диспансеризацию, обязательную каждый год. Медикам не надо объяснять, насколько важна эта процедура. Она позволяет обнаружить те или иные недуги на самых ранних стадиях.Не зря в советское время профилактические осмотры были правилом. После перестройки их отменили, и результат оказался печальным – резко возросла смертность от тяжелых заболеваний по всей стране.Казалось бы, диспансеризация в общих интересах. Но когда дело доходит до тебя лично, начинаются отговорки: дескать, не успеваю и т.д. Однако здесь я непреклонен – не подпишу заявление, пока мой сотрудник не пройдет данную процедуру.[b]– Расскажите о случаях излечения пациентов, помочь которым раньше не удавалось.[/b]– Возьмем, например, гемонкологию. Таких, как ныне, успехов в лечении лейкозов мы никогда прежде не достигали, и это исключительно благодаря современным схемам использования химиопрепаратов. Город закупает их в полном объеме по нашей заявке – результаты впечатляющие! Удается продлить жизнь людям, ранее считавшимися безнадежными. Скажем, брать на операцию больных с уровнем гемоглобина 50 единиц еще лет пять назад считалось невозможным. А сейчас это делается совершенно свободно.Или буквально вчера одному пациенту сделали сразу три операции: на желчном пузыре, на венах ног и ликвидировали огромную абдоминальную грыжу. И человек через 5–7 дней сможет идти домой, жить обычной жизнью. Раньше такое казалось чем-то на грани фантастики.Еще пример. Женщина, которой сделали одномоментно две операции с применением лапароскопии – на щитовидной железе и на яичниках, – через пару дней вышла на работу.[b]– Эти операции рассчитаны преимущественно на тех больных, кто помоложе?[/b]– Мы берем и пожилых пациентов, которым далеко за 70 и даже за 80. Бабушкам и дедушкам, уже и не мечтавшим ходить без костылей, производим эндопротезирование суставов. И они, бывают случаи, даже начинают заниматься танцами. У нас есть 80-летние пациенты, которым в течение года пересадили два эндопротеза. Подобные операции у людей пожилого возраста стали возможными из-за щадящего режима – минимальные кровопотери, никакой боли, быстрое восстановление.[b]– Был период, когда все хотели лечиться за границей, считая, что там лучше. А сейчас?[/b]– Сейчас это пошло на спад. Я много разговаривал с людьми, которые старались изыскать способ лечиться «там». Они аргументировали свое желание следующим: «Мне легче поехать за границу, потому что уверен в результате». Я интересовался: а что дальше, если опять потребуется экстренная помощь врачей? А острые случаи? А травмы? Все отвечают, мол, как-то об этом не задумывались. А задумываться надо! Необходимо развивать медицину в той стране, где вы живете. Нельзя с каждым прыщиком бегать за сто морей.[b]– Как вы думаете, что может коренным образом измениться в результате реформы здравоохранения?[/b]– Предстоящая реформа будет сопряжена с борьбой за пациента. Не будет пациента – не будет и денег. Вопрос поднят именно так. Пациент наконец становится центральной фигурой в здравоохранении.А ведь многие годы больные, оказавшись в стационаре, нередко чувствовали себя чуть ли не помехой для медперсонала. В ходу была невеселая шутка: «Больной мешает работать».Независимо от наполнения больницы и результатов лечения все получали зарплату, и система была устроена так, что заинтересованности в выздоровлении больных ни у кого не было. Теперь же зарабатывать станут только те, кто показывает хорошие результаты.Государству нужны здоровые, дееспособные граждане. Если у клиник будет заинтересованность в пациенте, то и средства станет легче аккумулировать и правильно распределять. В общем, в будущее я смотрю с оптимизмом.