Пешая птица

«ЧАЙКА» в МХТ всегда была звездным спектаклем. Предпоследнюю «Чайку», поставленную еще Олегом Ефремовым, прошли буквально все мхатовские корифеи конца прошлого века… И вот на сцене МХТ вновь прописалась ее главная пьеса (правда, это спектакль Театра Олега Табакова), вновь в ней занят звездный состав (Табаков, Зудина, Хабенский, Сосновский), но в старые меха влито новое, ядовито-горькое вино режиссером Константином Богомоловым. Никакого колдовского озера не будет – героям новой «Чайки» впору задохнуться от клаустрофобии: неокрашенные бетонные стены, неоновые лампы вместо Луны и многоуважаемый шкап вместо усадебного театрика со столом вместо сцены – вот их среда обитания: загроможденная мебелью мещанская среда. В главной русской пьесе о театре именно театр оказался совсем не важен, просто сквозь эту призму оказалось удобнее всего рассуждать о карьере и известности. Горечь этой подмены понятий и смыслов сквозит во всем. Мечта, которая перебродила и закисла и теперь отравляет ядом нереализованных возможностей, становится главной темой новой «Чайки». Костя Треплев (Павел Ворожцов) пускается в пространные рассуждения об отодвигающейся реальности и втором «я», выдавая в себе графомана. Даже романтическая попытка суицида вышла конфузом. Просто в руках этого неумехи разрядился пистолет, отчего прямо на голову рухнул портрет Толстого, икона интеллигенции. Медведенко (Алексей Комашко) многократно прокручивает аудиозапись речи Гагарина, тоскуя если не о подвиге, так хотя бы о каком-то смысле. Разбитый после инсульта параличом Сорин (Сергей Сосновский) с величайшим трудом выдавливает из себя фразы о «человеке, который хотел». Холеный доктор Дорн (Олег Табаков) бродит между этими массивными шкафами и столами (когда-то юный герой Табакова рубил эту мебель, как сорняк, заглушающий жизнь, теперь же точно признал свое поражение), между этими никчемными людьми, взирая на них с холодным любопытством естествоиспытателя. А рядом сплетаются в любовном экстазе Тригорин–Хабенский и Аркадина–Зудина, одаренные от природы – нет, не талантом, но сексуальностью и витальностью, которая в конечном счете и приводит к успеху. Любимец публики и женщин Тригорин–Хабенский выплескивает на Нину сплин успешного человека, давно потерявшего себя в погоне за успехом. Впрочем, Нина (Яна Осипова) не успевает это осознать, пройдя прямой дорогой от глупой восторженности перед кумиром к душевному отупению. В ответ на Костины романтические признания она привычным жестом стягивает с себя трусы. Бедняга Костя, явно не искушенный в таких вещах, бросается с ножом к неразрезанным страницам, точно желая зарезать и свой рассказ, и свою любовь. Впрочем, самая страшная сцена не эта, а последняя, когда все без исключения поняли смысл и последствия «лопнувшей склянки с эфиром», и только завлеченная в очередной сексуальный танец Аркадина не понимает, что погиб ее сын. На эти режиссерские кунштюки, как на гвозди, натянуто время. Точнее, невыносимо растянутое безвременье. Ощутить его ход невозможно, как невозможно почувствовать ветер в безвоздушном пространстве. Пока в финале задняя стена не начнет мерно раскачиваться, точно отсчитывая оставшиеся часы и дни. Холодно, холодно, холодно. Мрачно, мрачно, мрачно. Хищная птица чайка, поживившаяся падалью, даже и не попробовала взлететь.