У кинематографа нет такого запаса времени. Нельзя снимать одного актера в одной роли тринадцать лет. Нельзя отснять фильм целиком, забраковать его и начать снимать заново (пример со «Сталкером» не подходит, там брак был технический, а не творческий). Нельзя добиваться совершенства каждой отдельной мизансцены, потому что кино — это бизнес. Пока ты добиваешься совершенства, у тебя солнце уйдет и бюджет кончится.

Каждый, кто читал роман, знает (или хотя бы чувствует), что секрет именно и только в языке. Язык, а не сюжет, делает «Мастера и Маргариту» классикой. Язык литературного произведения — это то, что в принципе не поддается экранизации.

Кадр из фильма «Мастер и Маргарита» (2024), в котором актер Юрий Колокольников сыграл роль Коровьева / Фото: Пресс-служба проекта

А дальше начинаются сложности. Понимая, что не получится экранизировать язык, создатели хватаются за диалоги и сюжет. Тут опять проблема, потому что диалоги вне ткани книги кажутся искусственными, люди так красиво и просто в жизни не говорят, то есть диалоги надо как-то ухудшать, но как? Ну как ты скажешь на полном серьезе на камеру: «Так поражает молния, так поражает финский нож!» А «Я не собираюсь с тобой спорить, старый софист»? Если произносить с подачей, то это какой-то Жванецкий.

А там вообще есть эти реплики в новом фильме? Или только голая вечеринка? Вот на этой развилке — снимать буква в букву или давать больше шоу — неизбежно застрянет любой желающий в очередной раз замахнуться на Михаила нашего Булгакова. И получится, как всегда, театральщина с чучелом кота, наспех заточенная под злободневность. Сумбур вместо музыки. А разгадка проста. Говорящий кот у каждого свой.

Когда вы читаете книгу, вы, может быть, представляете его себе, но очень размыто. Ну кот, ну рюмка в лапе. Ну говорящий (в любой экранизации, конечно же, мяукающий, как Матроскин в «Простоквашино»). Любая буквализация превращает живого книжного кота в дохлое чучело. То же самое с любым другим персонажем. У Воланда, помните, один глаз был черный, другой — зеленый, и росту он был не громадного и не махонького, а просто высокого. Но окружающим так не казалось, потому что и Воланд (то есть дьявол) у каждого свой.

Прозрачность стиля скрывает бездонную глубину.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции