Здесь вам не маркет
Базар у моего дома это - почти фонтан Дружбы Народов. В сплошной гудящей толпе сколько не считай, а все равно получается только два этноса - продавцы и покупатели. Вот тут продает сладкий гранат азербайджанка, напротив, в ларьке, взвешивает «севанскую форель» армянка. Между ними не Карабах, а мы.
Покупатели.
Ха, Айгуш, хочется сказать мне армянке. Я ли не ел севанскую форель? Она не крупная и энергичная, а то, что ты кидаешь на весы больше похоже на веселых поросят. Послушай, последний раз армянка меня обманула сорок лет назад и с тех пор мы вырастили с ней троих детей и подняли двух внуков. Ну, черт с тобой, давай своих поросят.
Фрукты я покупаю у дамы с Украины по имени Татьяна. Не женщина, а, блин, Вечер На Хуторе Близ Диканьки. Она может не класть товар на весы, поскольку всегда точно знает, что они должны показать. «Гарна девица, - говорю я ей, - среду тому назад ты продала мне пару кг корольков. Так ты знаешь, там оказалось штук восемь хурмы, которая завязала мне рот, так, что я не мог ответить жене, кто-таки, подсунул мне эту гадость».
Красавица Таня, начинает упирать кулаки в свои шикарные бедра и оповещает весь базар о том, что невозможно отличить одно от другого не надкусив плод. «Как, как я могу их отличить?», - она трагически обводит глазами очередь, не понимающую всей тонкости этого интеллектуального спора.
- По попке, Таня, - маслянисто смеется мясник Абдулла, глядя на опушку украинской спины. – Только по попке. Там должны быть черные точечки.
- Они на пипке, Абдулла, не путай божий дар с яичницей. Кстати, тот меринос, которого ты мне продал под видом курдючного барашка, оскорбил мой казан. (Т.е. котелок в православной версии).
Мясника вместо приветствия я каждый раз спрашиваю: «А когда поставят памятник Абдулле, злодейски убитого коммунистом Суховым»? Абдулла всегда смеется ак Петруха. Но теперь в его голосе появились нотки закоренелого басмача:
- Абдулла никогда не продавал мериноса, - говорит он, спешно добавляя, - тебе.
- Слушай, - отвечаю я, изображая председателя Центризбиркома Чурова, распознавшего всю гниль американской избирательной системы. – Когда Аллах, да святится имя его, призовет тебя и спросит: «А не продавал ли ты, Абдулла, мериноса в ноябре 2012 года?», то, что ты ему ответишь?
Абдулла тщательно взвешивает свой ответ на стоящих перед ним весах, и по привычке лихорадочно переводит всё это в местную валюту. Но я не даю ему опомниться:
- Давай сделаем так. Ты продаешь мне две лопатки по цене одной, а я как-нибудь уговорю свой казан проглотить это оскорбление мериносом. Идет?
И вот пришла горькая весть – 13 декабря базар закрывается. Причина – «антисанитария». Аргумент, конечно, железный. Но вот в Париже под самой Эйфелевой башней работает рынок выходного дня, причем, чистота там не хуже, чем в московских поликлиниках. Вы скажете, там торгуют культурные люди. Я отвечу – там просто никто рынки не крышует. И там соблюдаются все законы. Ах, у вас тут не чисто? До свидания!
Остается только поздравить с 13 декабря супермаркеты. Где все стерильно, все в пластике, и между тобой и продавцом стоит касса, которая «считывает» коды и без слов выбрасывает чек: итого… Но где я куплю сушеный урюк (не курагу в пакетиках), курдючное сало, репу, зра, девзра?
И поставят ли памятник Абдулле, павшему в тайной конкурентной борьбе?
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции