Знаете, как страшно, когда ты слышишь, что говорят люди, составляя слова из знакомых тебе букв, и даже разбираешь отдельные слоги, но не понимаешь текста в целом? То есть вроде бы есть в нем нечто похожее на русский, но и не более...

Справившись с приступом ужаса, была ведь надежда, что безумие наступит позже, я взяла себя в руки и поняла, что это все же не язык великих майя, а именно русский, причем основанный на довольно простом способе словообразования. В целом, огрубляя, так: берете слово, присобачиваете к нему окончание «-инг», и вы в тренде. Если удастся заменить на английский аналог начало слова — вы не просто в тренде, а почти суперстар. Очень условно: селедка под шубой — это однозначно отстой («аццтой», как писали недавно). Но шансы у блюда повышаются, если это селединг под шубингом. Можно также устроить из выкопанной по осени свеклы (бурака) свеклинг или бураклинг. А чтобы было совсем хорошо, берем слово beet — это свекла по-английски — и трансформируем до «битинга». Это как бы то же самое, что и свеклинг, только совсем хорошо. Погнали! Не хотите хлебинга с маслингом? Давно не ели шпротингов, как-то вышли они из моды...

Фото: Сергей Киселев / АГН Москва

И смех и грех. О, сколько нам открытингов готовит просвещения духинг! А по-честному, это ведь своего рода трансформация Эллочки-людоедки, получившей доступ к образовандингу. Этот ужасный птичий язык — то же мещанство, только на новый лад. Но самое обидное, что используют его по сути дети, выращенные кем? Да нами же, нашим поколением, которое с запозданием вдруг испытывает озаботинг по поводу катастрофинга с русским, иначе это уже не назвать.

Если честно, я испытала ужас и продолжаю его испытывать, поскольку впервые оценила проблему в ее концентрированном виде. Это беда. Никакие полумеры уже не помогут, только государственные решения. До них ли — большой вопросинг. Если нет, то скоро перестанем понимать детей. А это самое страшное, что может произойти.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции