Благодарность, от которой плохо

— Елена Владимировна, как я вам рада! Давно не слышала вас, забегалась, не захожу, простите…

Слышу ее голос и прямо вижу, как она извиняется:

— Деточка, прости, что беспокою. Я приболела, выходить не хочу, да и скользко, говорят. Ты не могла бы помочь?

— Лечу! Как хорошо — я тут, рядом.

Минуты не прошло — звоню в дверь.

— Да пакет с мусором вот… Боюсь, как бы запах не пошел... Вынесешь?

Пакет — крошечный, невесомый. Цепляю его на палец и целую ее в щеку, пахнущую корвалолом и пудрой:

— Не извольте беспокоиться, сейчас мы вас избавим от этого «груза».

Я уже у лифта, но она подзывает:

Фото: Светлана Колоскова / Вечерняя Москва

— Детка, подожди. Вот, возьми.

На лодочке старческой ладони лежит сотенная бумажка.

— Елена Владимировна, вы… вы… Вы что вообще?!

Две невидимые совы подлетают к моей голове и принимаются «ухать». Аж давление скакнуло… А она смотрит на меня испуганно, рука ищет что-то в истертом портмоне.

— Мало? Детка, сейчас, сейчас, тут была еще бумажка...

Я не говорю, а кричу ей что-то: совы продолжают бить крыльями. Все мешаю в кучу — и папу, и ее же воспоминание, как они с ним однажды пытались танцевать рок-н-ролл, папа крутанул ее и отправил в приоткрытый шкаф под общий хохот… А потом Ленок вышла замуж за сына полка — потерявшего в первые дни войны всех, спасенного бойцами, прошедшего все круги ада и всю жизнь носившего в себе эту боль, отчего жить с ним было непросто. Cветлые и черные полосы наших семей пересекались, расходились, и нас, не родных по крови, держало что-то…

— Так что ты обиделась-то? Все берут. Я же благодарна!

…Я убежала по лестнице, а ее фигурка с купюрами в руке так и стоит перед глазами. Мы помиримся, конечно. Но что с нами происходит, Господи?!

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции