Те, кто родился в середине 80-х, смутно помнят, что происходило в стране в августе 1991-го. У нас, московских детей, конечно, с этим получше: кто-то провожал папу и соседей защищать Белый дом, кто-то видел танки, проезжавшие по соседней улице.

Наша семья в то время была далеко от столицы: родители работали на археологических раскопках под Алуштой. Мы с сестрой и другими детьми проводили дни, играя в прятки среди высоченных античных амфор, купаясь в море и посещая местное кафе «Паутинка» на предмет употребления лимонада. Взрослые днем копали, а вечером собирались вокруг чьего-то старого радиоприемника – пили диковинный растворимый кофе, слушали новости. Не припомню никакой особенной тревоги – все были спокойны и наслаждались теплым крымским августом.

В выходной мой папа взял сестру и отправился с ней в Никитский ботанический сад. Вернуться обещали к четырем, однако ни в четыре, ни в пять, ни в шесть не приехали. Помню мучительное ожидание, помню, как нервничала мама. Только в девять отец с сестрой появились в лагерь.

В руках у папы был… горшок с чайной розой.

- Так странно, - сказал папа. - Мы хотели вернуться в Алушту на теплоходе, пришли на причал, а он закрыт. Висит табличка, на которой написано, что все рейсы отменяются по причине шторма. На море – ни одного «барашка», штиль полный! Пришлось ждать автобуса, очередь была огромная…

В Москву мы приехали 25-го августа. И это была совсем уже другая Москва. И москвичи тоже стали другими…

О том, что произошло в наше отсутствие, узнавали больше не из газет, а из уст всевозможных дядь Сереж и дядь Вить – родителей моих друзей из двора. Людей, которые тогда защищали свободу. Ну или, по крайней мере, думали, что защищают свободу.

Когда мы узнали о том, что Горбачева арестовали на даче в Форосе, пазл сложился. Вот почему был закрыт причал, вот почему папе с сестрой с чайной розой в руках пришлось добираться до Алушты на автобусе, отстояв перед этим гигантскую очередь, состоявшую из коллег по несчастью.

Розочку на семейном совете было решено назвать Раисой Максимовной – в честь супруги первого и последнего президента СССР. Раиса Максимовна исправно цвела: выбрасывала сразу по несколько бутонов. Сезонов не признавала: радовала нас желтыми лепесточками и перед Новым годом, и в мамин день рождения, который приходится на апрель. Никакая зараза вроде вредного клеща и тли к ней не липла.

А потом растение резко начало чахнуть. Было это в 1999-м году. Тогда же стали появляться сообщения о тяжкой болезни реальной Раисы Максимовны.

Мы пересадили розу в новый горшок. Стали подкармливать ее различными витаминами для цветов. Но не смогли ее спасти. Наша Раиса Максимовна пережила человека, в честь которого ее назвали, всего на пару месяцев.

Совпадение ли это? Конечно, совпадение. Но я, ребенок середины 80-х, хочу верить, что во всем этом есть какой-то смысл. Как хотели верить в его существование те, кто в августе 1991-го вышел на улицу, чтобы бороться за свою свободу. Ну или, по крайней мере, думал, что защищает именно ее.

Мнение автора колонки может не совпадать с мнением редакции

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции

СССР