Страсти по Матильде

Весь этот скандал мог бы легко послужить для картины Алексея Учителя  прекрасной  бесплатной рекламой, если бы не одно «но». О нем и хочется поговорить.

Еще свежи в памяти больших художников старшего поколения те страшные времена советской цензуры, когда всевозможные проверки и созданные под них комитеты бульдозерами громили художественные выставки, распинали с трибун «сомнительную» поэзию, укладывали на годы без движения на полки Госфильмофонда неугодные и начальственному взгляду неприятные фильмы, доводя этим авторов до сердечных приступов. Но кто же обращает внимание на подобные мелочи перед лицом идеологии и истории? Были в этом деле убитые, были и раненые, были и те, кого зацепило «по мелочам». Стоп! По мелочам ли? Мелочь-то мелочи - рознь...

Каждый раз, когда я смотрю фильм Мотыля «Белое солнце пустыни», у меня по коже бегают мурашки. Кадры мелькают, а сосредоточиться на них мешают мысли о том, что цензура сделала с этой лентой. А из нее был вырезан всего лишь 30-секундный эпизод: жены Абдулы, те самые – из гарема, Зульфия, Гюльчатай и прочие, рыдающие над телом их общего убитого мужа. Помните, что было дальше? Потом они поднимаются и бредут по пескам к светлому будущему за красноармейцем Суховым. Но по замыслу-то - не как освобожденные женщины Востока, а как рабыни за новым хозяином. Вот они, вырезанные 30 секунд, изменившие замысел картины на корню.

Возвращаясь к шуму вокруг «Матильды», скажу так: меня возмущает, что Некто претендует на истину в последней инстанции, чем ставит нас, зрителей, в позицию глуповатого пока еще малыша-детсадовца, которому воспитательница объясняет, что есть хорошо, а что плохо. Но мы-то - взрослые. А нам тычут пальчиком: это - "фу", "бяка", и смотреть такое кино не надо ни при каком раскладе. Видимо, считается, что неокрепшим мозгам серой зрительской массы самостоятельные выводы не под силу.

Ну что же, отношение к зрителям "через губу" пусть остается на совести тех, кто себе это позволяет. Но я от выводов не воздержусь.

Любое произведение искусства несет в себе некие художественные дополнения, ибо без них оно становится сухим милицейским протоколом. Именно  художественные дополнения подключают меня, зрителя, к фильму эмоционально – тут я или разделяю точку зрения авторов, или отвергаю ее.  И в фильме "28 панфиловцев" для меня, честно говоря, не так важна фактическая правильность их числа - 28 их было или 31, или сорок. Мне важно ощутить кожей, каково им было, этим мальчикам, в промерзшем поле под Москвой, лицом к надвигающейся танковой армаде, с пониманием, что за спиной - столица. И как они сумели эти танки остановить! И именно то, к чему меня подводит художник, создававший фильм, и есть главный критерий моей оценки. Потому что и на высоких примерах можно низвести зрителя вниз, а, напротив, на примере грязи жизни возможно сотворить манифест высоких человеческих возможностей.

Николай II,  утверждают противники фильма, в "Матильде" причислен к лику святых, и поэтому нельзя привносить в его биографию никаких сомнительных женщин. Но разве он был святым изначально, с пеленок?  

На фактическом материале, анонсированным «Матильдой», насколько мне видится, можно сделать две совершенно разные картины. Первую – о Николае II, который был аристократом не без слабостей, в силу политической случайности  большевики его расстреляли, а потом, не совсем ясно почему, его потомки канонизировали. А есть другая возможность – показать человека с сомнениями и ежедневным выбором того, как нести свой крест достойно, а уж насколько богоугодно он это делает в итоге - точно не  нам, живым, судить. Как и не нам судить позицию режиссера Алексея Учителя, поскольку какова она в этом случае, никто из нас пока просто не знает! "Я фильма Учителя не смотрел, но все не верно" - чем не эхо знаменитого "Я Пастернака не читал, но осуждаю"? А мне-то казалось, мы пережили это...

Мнение автора колонки может не совпадать с точкой зрения редакции "Вечерней Москвы"

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции