Массовое закрытие психиатрических госпиталей можно было бы оправдать только резким ростом психического здоровья в стране. Но вне зависимости от страны, строя, географии количество одаренных и сумасшедших составляет небольшой, но стабильный процент – 4-5%.

Не случайно гениев и злодеев, больных и талантливых все время рифмуют. Накололись же с аутизмом, который прежде считали вариантом слабоумия, а потом оказалось, что эти дети с задержкой развития просто очень глубокие и основательные. Воспитывать их от этого не проще, но стратегия другая – поближе к университетам, а не к врачам.

Свою карьеру я начинала как раз в просторной загородной психиатрической больнице под Москвой, которой сегодня уже нет. Жили в ней так называемые «хроники», то есть не подлежащие окончательному излечению. Сюда же прибавляли редких наркоманов, безработных, просто бездельников. Кормили, поили, через месяц выпускали к своим – то ли родственникам, то ли корешам. Буйных скручивали крепкие санитары. По психологическим тестам у большинства больных «просвечивали» детские травмы, сексуальная неудовлетворенность, высокий уровень агрессии, суицидальные наклонности и предрасположенность к алкоголизму, что было видно и без исследований.

Главным критерием отбора в больницу был такой же, что и в тюрьму – опасность для окружающих. Считалось, что «психушка» - это курорт по сравнению с лесоповалом. Сюда же попадали и допризывники, причем двух крайних категорий: здоровые прикидывались сумасшедшими, чтобы не попасть в окоп, и, наоборот, психопаты, которым нельзя было давать оружие, иначе всех перестреляют, страстно хотели служить Родине, и нутром чуяли врага, причем, везде.

Теперь все эти люди живут и реализуются среди нас.

Диагностика была довольно грубой, например, шизофрения казалась мне безразмерным, как колготки, диагнозом, особенно, ее версия «вялотекущая». Порок психиатрии тех времен был тот же, что и у всего общества: принудительный коллективный характер. Поставили диагноз, считай, выписали волчий билет, на всю жизнь. Коллективный же характер проявлялся в том, что болеть приходилось на виду, никакой анонимности.

Перестройка привела к революции в психиатрии: невменяемых, опасных, агрессивных людей нельзя госпитализировать без их согласия. Отдали их нам на воспитание. Вспомнила я, как подкармливали одного поэта с диагнозом шизофрения в голодные девяностые, всем подъездом ему собирали кто соли, кто пельменей. А он в остром состоянии взял и выбросил в окно родную мать, несчастную, скромную женщину, отмучилась. Вот тогда его и скрутили. А до этого на радио приглашали, в газету, в школы…

Мировая революция, точнее, либерализация в обществе в отношении больных началась, можно сказать, с фильма Формана «Полет над гнездом кукушки» (1975). Тогда фильм напоминал о праве на свободу для любого, сегодня бы он послужил предупреждением, что нельзя доверять свободу кому попало, она вообще не для всех.

Многие больные и сами скучают по койке. Такое явление носит название «госпитализм». Не случайно внучка Леонида Брежнева, которая не знала отказа ни в чем, уже в перестроечные времена выбрала больницу, а не работу. «Нашли дураков работать!». Дурак - понятие относительное.

Агрессия больных на воле сегодня отражает повышенную агрессивность общества. В советские времена они были сонливыми, апатичными. Критерий госпитализации я бы заменила на другой: общество опасно для этого человека, его нужно спасти, изолировать.

ДРУГОЕ МНЕНИЕ

Когда дурная голова рукам покоя не дает

Колонка нашего обозревателя Дмитрия Семенова

Каждое утро в нашем дворе начинается с одного и того же. Из всегда открытых окон восьмого этажа дома напротив доносится истеричное – «А-а-а-а!..», истошное, как будто человека убивают. А потом монотонное, но оглушительное – «Помоги-ТЕ! Помоги-ТЕ!». Часами. И так уже лет пятнадцать, если не больше. (далее..)

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции