В армию меня призвали 20 сентября 1961 года. В военкомате я заявил, что хочу во флот. Но отец дома сказал: «Ты же решил быть артистом! Зачем тебе служить четыре года?» Не удивляйтесь: до 1967 года на флоте служили четыре года, а в сухопутных войсках — три.

У отца были связи, он добился того, чтобы меня отправили в танковые войска. Я прошел прослушивание в ансамбль песни и пляски и надеялся, что меня быстро переведут туда. Но до окончания курса молодого бойца, который я проходил под Тамбовом, этого не произошло. А потом нас отправили в Группу советских войск в Германии, в 62-й гвардейский танковый полк, стоявший в городе Нейштрелиц.

Мы служили на Т-54. Сначала я был заряжающим, потом наводчиком. Дорасти до механика-водителя или командира танка было не суждено — 27 января 1962 года меня все-таки перевели в ансамбль песни и пляски 2-й гвардейской армии. Он располагался в городе Фюстенберге, в 80 километрах от Берлина. Режим — как у всех солдат, в 6 утра подъем, в 10 вечера отбой. Мотались на плохоньком автобусе с концертами по Германии. Летом удавалось иногда вырваться на рыбалку или в лес за ягодами.

В ансамбле я служил до сентября 1964 года, до самой демобилизации в звании ефрейтора. На втором году службы мне дали отпуск. Я впервые после долгого перерыва побывал в Москве. Город за это время изменился. Но и сам я изменился, стал намного самодостаточнее. Жизнь вне семьи очень развивает, появляются новые навыки, новые ощущения.

Сколько лучше служить — три года, два или один? Я считаю, что для того, чтобы овладеть азами армейской профессии, вообще достаточно шести месяцев. Я за меньший срок вполне освоил все нужные навыки, научился стрелять из всех видов оружия, забираться в танк и занимать рабочее место за 8 секунд. В составе экипажа форсировал реку Эльбу по дну.

Жалко, что долгая служба на три года задержала мое поступление в ГИТИС. Но, с другой стороны, я времени зря не терял, по вечерам много читал, да и артистические навыки улучшились, ведь в ансамбле я и оперные арии исполнял, и концерты вел. Что касается физподготовки, она у меня и до армии была неплохая (у нас в школе хорошо преподавали военное дело в старших классах), а вот другие ребята, как я видел, на службе здорово окрепли и отшлифовались. Дедовщины у нас не было: все-таки часть элитная, туда брали только окончивших десятилетку. Стариков (ими считались солдаты третьего года службы) уважали, распоряжения их выполняли, но при этом не боялись их и перед ними не лебезили.

Единственный конфликт был со старшиной, еще в танковой роте. Он пытался заставить меня стать запевалой. Я отказался петь на морозе, потому что боялся за свой голос. Тот: «Какой такой голос? Два наряда вне очереди!» Мне помогла жена одного из командиров, она участвовала в полковой самодеятельности и слышала мои выступления. Ее муж дал старшине нагоняй. И хорошо. Петь на улице, даже если мороза нет, вредно.

А вот то, что нас не избавляли от бытовых забот, — это очень полезно. Надо знать и то, что делается на камбузе. Были суточные наряды раза два в неделю — кого на кухню, кого в охрану полка, кого — чистить после учений траки (звенья танковых гусениц. — «ВМ»). В ансамбле, кстати, подобной работы было не меньше, мы жили в большом доме без центрального отопления, таскали из подвала уголь, топили печку, стены красили. В жизни все надо уметь. Нас и в школе к этому готовили, а армия об этом просто лишний раз напомнила.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции

память