Спитак. Урок чужой боли

Разрушительная мощь, эквивалентная десяти Хиросимам. 25 тысяч погибших. 19 тысяч навсегда искалеченных. Полмиллиона обездоленных. На широкий экран вышел фильм Александра Котта «Спитак». 
Картина вышла в прокат 29 ноября. Через неделю будет ровно 30 лет со дня Спитакской трагедии: 7 декабря 1988 года на севере Армении землетрясением полностью уничтожен город Спитак и 58 окрестных сел, разрушены Ленинакан, Степанаван, Кировакан — всего более 300 населенных пунктов... 

В каждой первой рецензии «Спитак» неизбежно сравнивают с вышедшим двумя годами ранее «Землетрясением» Сарика Андреасяна. Оба фильма — про одно и тоже событие, совпадения и параллели напрашиваются. Хотя, на мой взгляд, сравнивать на уровне «лучше/хуже» — бессмысленно. Каждый из режиссеров рассказал собственную оригинальную историю, нашел свой ракурс и тон. 

Александр Котт накануне премьеры говорил, что ему «удалось найти «безэмоциональную» интонацию — без желания искусственно вызвать слезы, давить на болевые точки». Его герой, Гор, пытается вернуться к семейным узам, которые он своим же эгоизмом оборвал. История Гора, уезжающего из благополучной Москвы в стертый с лица земли Спитак — переход от мира к войне. Войне, где, прежде чем отыскать семью, предстоит сначала найти самого себя.

Кадр из фильма «Спитак», приуроченного к 30-летней годовщине землетрясения в Армении. Предпремьерный показ состоялся с участием актеров и создателей картины / Кадр из фильма «Спитак»

История героя Андреасяна, бывшего зэка Константина, напротив, возвращение в мир. Он вышел с холода зоны и спешит в тепло родного дома. К жене, дочери, сыну, которые любят, надеются, ждут. 
Такое ощущение, что Котт и, правда, смотрит несколько отстраненно. Как бы снаружи и отчасти со стороны и сверху. Взгляд Андреасяна — словно бы идет изнутри. Взгляд не в лоб, неявный, но упрямый как пробивающийся сквозь бетон росток. 

Знаете, очень приятно для самолюбия было бы сегодня вспоминать, что и мы, тогдашние 16-17 летние, не остались в стороне. Да-да, мы же даже, кажется, собирались перечислять какие-то деньги пострадавшим!.. Хотя зачем я вру. Ничего мы не собирались. Тогда, в декабре 88-го мы не особо-то и задумывались – тряхнуло где-то там и ладно, своих забот хватает. Важных. Насущных. Животрепещущих. Достать билеты на концерт «Кино». Перекатать на кассету свежий альбом «Наутилуса» или квартирник «Алисы». Разжиться к Новому году достаточным количеством алкоголя и, обязательно, с прицелом на девчонок, которых ведь надо же чем-то заманить. Устроиться на новую работу, наконец. 

Эта «не оставившая равнодушным ни одного человека» трагедия по-настоящему ударила непосредственно причастных: тех, кто потерял родных и близких, и тех, кто оказывал им помощь там, на месте. Но не нас. 
Мы, сегодняшние, можем оправдываться юностью и глупостью, прикрываться тем, что вечно спешащие, занятые своими проблемами жители большого города вообще не слишком-то склонны к сочувствию – Москва слезам не верит. Да и в целом оказывать помощь в критических ситуациях должны специально обученные люди – медики, спасатели, полицейские. И формально будем правы. Но стоит содрать, сковырнуть как струп этот первый слой формальной правды – и ранка начинает болеть, сочиться сукровицей. 

И ловишь ли ты «безэмоциональные» интонации Котта или же без кавычек эмоциональные интонации Андреасяна, ты сидишь перед экраном — и плачешь. Наверное, это и называется совестью. 

Фильмы «Спитак» и «Землетрясение» — хорошая прививка. От вируса самоуспокоенности. Эмоциональной лени. Равнодушия. Полезный факультатив, дающий возможность ненадолго ощутить чужую боль как свою. А то ведь уроки разные бывают… 

…В «Землетрясении» дядя Ерем плачет над телом зятя, «гнусным соблазнителем» дочери, которого при жизни не пускал на порог: «Господи, я понял, господи! Но почему ты учишь так… больно».

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции