8 октября 1970 года Александр Солженицын получил Нобелевскую премию по литературе «за нравственную силу, почерпнутую в традиции великой русской словесности».

Эта награда русскому писателю стала четвертой: до автора «Архипелага ГУЛАГа» премии удостоились Иван Бунин, Борис Пастернак и Михаил Шолохов, а пятым стал Иосиф Бродский. Оставим политический контекст: да, Александра Исаевича критикуют до сих пор — во многом за то, что бодался с советской властью, но чаще за то, что отказался стесняться. Я, мол, не очень-то достоин — должен был бы сказать писатель, чуть поскромничав для виду.

Такой скромности за Солженицыным не водилось. Он знал себе цену: чувствовал себя прямым наследником Льва Толстого (по линии собственно литературы), Федора Достоевского (по линии проповеднической) и вел себя именно так, как и пристало главному русскому писателю. Это раздражало.

Раздражало в Александре Исаевиче почти все. «Архипелаг ГУЛАГ» слишком большой, «Россия в обвале» слишком резкая, словотворчество слишком несовременно, учительство слишком бросалось в глаза. Таким только и мог быть (да и до сих пор может быть) большой русский писатель. Он должен жить так, чтобы у сотен тысяч людей зубы сводило от ярости, чтобы десятки тысяч публицистов объявили его сумасшедшим стариком, чтобы и после смерти возникали о нем яростные споры.

8 октября 1970 года Александр Солженицын получил Нобелевскую премию по литературе / Фото: Кинопоиск

Проблема современной нашей словесности не в том, что литераторы не умеют писать. Это дело нехитрое. И даже не в том, что авторов развелось: много званых, да мало избранных. Проблема в том, что все — ужасно удобные. Читателю поклонись, издателю поклонись, в телевизор сходи поклонись — спины не разогнуть. Платят, понятное дело, так себе, а массы нетленку не очень принимают: приходится расcчитывать на узкий круг особо приближенных или ваять что-то в угоду моде.

За такое Нобелевскую премию не дают. Но деваться некуда: жернова перемелют всякого, и из муки напекут одинаковых булок для детей и взрослых; и не найтись тому камешку, который попал бы промеж жерновов и остановил эту адскую машину. Все хорошо выучили науку смирения, забыв, что смиряться по-настоящему, без шуток, можно лишь тогда, когда есть что смирять. А когда нечего — это просто игра, шалость.

Опыт Солженицына, конечно, применим только к нему, но урок этой Нобелевской премии понятен: битвы выигрываются и в одиночку, главное — понимать, ради чего их вести. Александр Исаевич сражался за Россию. И наше счастье, что победил.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции