Слишком мало молодежи, слишком много стариков

Даже для простого воспроизводства населения нужно, чтобы на одну женщину приходилось 2,15 ребенка. А в Москве этот коэффициент ниже полутора! Да, есть многодетные семьи, но очень много как одиноких женщин, так и семей, где детей нет вообще. Казалось бы, а что в этом страшного? А то, что пенсионеров нужно содержать. Работающих россиян, делающих взносы в Пенсионный фонд, уже физически не хватает для его нормального пополнения.

Взять, например, мой коллектив. Да, кувалдой махать не надо, труд интеллектуальный. Но у нас на четырех пенсионеров четверо молодых. То есть молодые зарабатывают и на себя, и на нашу пенсию. Ведь пенсию-то получают все, даже работающие — никто не отказывается! При этом, когда я был молод, на одного пенсионера приходилось три-четыре работающих.

Что это значит? Что социальная нагрузка на экономически активных граждан выросла в три-четыре раза. И они ее физически не тянут. Государству даже пришлось пойти на крайне непопулярную реформу — увеличение пенсионного возраста, — чтобы работающих стало больше, а пенсионеров меньше. Этой реформой многие возмущались, но она, к сожалению, действительно необходима, потому что в стареющем обществе все меньше рабочих рук.

Вот и получается: люди не хотят иметь трех-четырех детей, но одновременно не хотят видеть мигрантов и работать до 65 лет. А ведь это взаимообусловленные вещи! Чем меньше в семьях детей, тем меньше потом, когда они вырастут, рабочей силы, тем больше нужно завозить мигрантов и тем дольше работать самим, чтобы содержать нынешних пенсионеров. Вот вам одно из следствий старения общества.

Общество стареет, и это процесс объективный / Фото: pixabay.com

Второе следствие — рост нагрузки на бюджет. Ведь чем человек старше, тем, объективно, он чаще болеет. А это значит, что растет нагрузка на сферу здравоохранения. Плюс очевидно, что среди пожилых людей больше, чем среди молодых, людей с инвалидностью. В Москве, например, более миллиона инвалидов. И всем нужно платить пенсию, всех нужно обеспечивать льготами — например, по оплате услуг ЖКХ, бесплатному проезду в общественном транспорте и т. д. А ведь все это деньги. Где их взять? Только с работающих.

Обратите внимание, что в большинстве регионов России бюджет имеет явно выраженную социальную направленность: льготы, выплаты, пособия. С одной стороны, это хорошо. С другой стороны, большая часть средств тратится отнюдь не на многодетные семьи, которых не так уж и много. Большая часть средств уходит именно на пожилых. То есть идет вложение не в будущее общества, а, увы, в его прошлое, как бы жестоко это ни звучало.

Третье следствие старения населения — сам размер пенсий. По старости, по инвалидности, потере кормильца и другим основаниям. Пенсии у нас, если вы не генерал в отставке, очень маленькие. Прожить на них сложно, поэтому многие пенсионеры вынуждены работать. Но почему пенсии такие? В том числе и потому, что мало работающих, способных хорошо зарабатывать, платить большие налоги и взносы в Пенсионный фонд.

Есть у старения общества еще и политические следствия. Ведь пенсионеры в России, как известно, самые активные избиратели. При этом, надо понимать, большинство пожилых людей уже в силу своего возраста — консерваторы (никакого осуждения, каждый имеет право выбирать себе идеологию). А еще они, как правило, люди достаточно осторожные и не хотят резких перемен, что тоже понятно. В итоге в 1990-е они активно голосовали за наше социалистическое прошлое. И мы в это прошлое едва не вернулись. А сейчас голосуют за настоящее. За то, чтобы не было хуже. За государство, которое, конечно, пожилых поддерживает. А вот за будущее они не голосуют. За будущее должна голосовать молодежь.

Еще со старением общества нарастает и его разобщенность. Большинство пожилых людей плохо воспринимают всевозможные цифровые новшества. Технологически пенсионеры не очень продвинуты. В итоге у нас есть, условно говоря, поколение телевизора и поколение интернета. И, как следствие, абсолютно разные субкультуры, которые практически не пересекаются. Еще в прошлом веке существовало единое культурное пространство. Простой пример: мой отец знал, что такое телефон, и я знал, что такое телефон. А сейчас на смену телефону пришел смартфон с массой возможностей и функций. И многие пенсионеры, особенно старшего возраста, уже просто не в состоянии его освоить. А поскольку в смартфоне у молодежи и людей среднего возраста сейчас протекает немалая часть жизни, то многие пожилые люди из этой жизни как бы выпадают.

Получается, что люди могут физически находиться близко, но фактически просто в разных мирах. Причем эти миры очень мало пересекаются. Если, например, я и мои родители принадлежали к одной культурной среде, то уже я и мои внуки принадлежим к разным.

Причем я с огромным трудом могу понять их интересы и способ занятости. И они совершенно не могут понять, зачем слушать Баха. С их точки зрения, это занятие — если не идиотизм, то старческий маразм. А я, например, совершенно не понимаю такого формата юмора, как монологи стендап-комиков. Это, на мой взгляд, не юмор, а примитивное скоморошество. Но мои внуки благодаря интернету и смартфонам уверены, что именно таким юмор и должен быть. Думаю, Михаила Жванецкого они не воспримут, потому что он не кривлялся и не строил свои выступления на описании физиологических отправлений. Слишком глубокий, слишком тонкий юмор.

Подводя итог, можно сказать, что объективное старение общества ставит перед нами довольно много проблем, причем не только экономических, но и социокультурных, и психологических. И эти проблемы нам придется решать.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции