Нефтяную войну Россия не проиграет. И вот почему

В январе 2020 года, когда пандемия еще не грозила миру, нефть уже падала в цене из-за аномально теплой зимы. Тогда и рубль начал дешеветь (напомню, в начале прошлого года доллар стоил 61 рубль). Более того, в то же время США и Китай подписали первую фазу торговой сделки, в рамках которой КНР обязалась покупать американские углеводороды.

Однако месяцем позже стало понятно, что мир погружается в крупнейший кризис со времен Великой депрессии из-за распространения ковида. К марту 2020-го не осталось сомнений, что никакое ограничение добычи нефти не спасет добывающие страны от обвала цен на сырье. Тем более что в число крупнейших экспортеров входят не только ОПЕК и Россия. Американский сланец к тому времени стал настоящим конкурентом для всех крупных производителей одновременно, начав экспансию на внешние рынки Европы и Восточной Азии.

Напомню также, что сокращение добычи нефти Россией и ОПЕК до 2020 года позволяло сохранять цены выше 60 долларов за баррель, что делало добычу сланцевой нефти рентабельной. Однако в марте российские власти объявили, что бремя стабилизации этого рынка должны взять на себя и другие производители. По сути, мы сказали, что в соглашении должны участвовать в том числе США.

У саудитов тогда сдали нервы. Отмена ограничений на добычу и дисконт, объявленный арабами, обрушили цены. Многие, особенно в России, считали, что это приведет к катастрофе 1970-х, когда аравийцы, проделав то же самое, приблизили Советский Союз к краху. Однако на этот раз в случае с РФ все вышло иначе.

Нефтяную войну Россия не проиграет / Фото: pixabay.com

Гибкий курс рубля помог российским производителям и финансовым властям сохранить стабильность национальной экономики. Инфляционное таргетирование в совокупности с бюджетным правилом позволили нарастить не просто внушительные резервы, которые явно превосходят арабские, но и оторвать ценообразование на товары первой необходимости от внешнеэкономической конъюнктуры. Побочным эффектом этой стратегии стали стагнация, падение реальных доходов населения, а также увеличение числа бедных еще до пандемии, но национальная экономика приобрела устойчивость. Так, если Саудовская Аравия сделала скидку на нефть 10 процентов, то обвалившийся курс рубля на 20 процентов, по сути, нивелировал не только их дисконт, но и часть потерь для российского бюджета.

В это время у саудитов начались серьезные проблемы, поскольку их валюта не является свободноплавающей: она привязана к доллару. Из-за этого им нужна цена за бочку нефти выше 80 долларов, чтобы свести бюджет. В то время как России достаточно и 40, а при падении курса рубля на 20 процентов — даже 30 долларов за баррель, чтобы обеспечить необходимые поступления в казну. Более того, из 11 миллионов баррелей в сутки, которые добывают аравийцы, только три миллиона остается на внутреннем рынке — почти три четверти идет на экспорт. В России, в свою очередь, из такого же объема добычи чуть менее половины потребляется нами самими. К тому же поступления от ТЭК в России обеспечивают треть нашего бюджета, тогда как в Саудовской Аравии речи идет о двух третях. В конечном счете, аравийцам пришлось отложить проект модернизации экономики, увеличить налоги втрое, сократить доходы в госсекторе (где работает более половины трудоспособного населения) на четверть, а также отменить некоторые социальные расходы.

Но не только саудиты пострадали больше России. Минус 39 долларов за баррель по фьючерсным контрактам на WTI стал знаком того, что мировые рынки нефти фрагментировались, так как на других биржах прочие сорта нефти дешевели не столь сильно, а потому и привязка к регионам усилилась. Спекулятивная составляющая в ценообразовании на американских площадках оказалась куда выше, чем можно было себе представить. В результате облигации производителей сланцевой нефти обращались с премией, втрое превышающей остальные долговые бумаги, что свидетельствовало о резко выросшем риске дефолта. В США, как мы знаем, сланцевая отрасль потеряла более половины доходов, при том что сама добыча упала лишь на 20 процентов по итогам года. Но для российских властей было важно другое: не дать Америке выйти на мировые рынки.

Наконец, самое интересное. Даже не то, что в Китае Россия сократила разрыв в поставках нефти вдвое к доле Саудовской Аравии. А то, что за последние девять месяцев в США доля российской нефти в импорте увеличилась в 14 (!) раз, достигнув семь процентов и обогнав аравийцев. Причем это происходило на фоне введения новых санкций...

В итоге российская нефть отобрала часть рынков как у саудитов, так и у самих американских сланцевиков. И надо понимать, что если в США доля нефтегазового сектора существенно меньше, чем в России, то в Саудовской Аравии она существенно выше, чем у нас. Вероятно, добровольное снижение добычи нефти КСА на фоне увеличения в России в нынешнем году и есть показатель того, кто оказался в безвыходном положении. В отличие от нас, у аравийцев нет такого внутреннего производства товаров первой необходимости, экспорта вооружения, развитого топливно-энергетического комплекса и резервов размером более полутриллиона долларов при очень низком внешнем долге.

Тем не менее полную оценку произошедшему можно будет дать только после пандемии, когда сформируется новая структура мирового рынка углеводородов. Сейчас же мы видим, что цифровизация, автоматизация и роботизация только усиливают спрос на энергоносители и сырье, особенно если смотреть на рост производства этих товаров с начала ХХ века. Победитель получит не просто новые рынки, но рынки, где потребление будет превышать нынешние показатели. Поэтому неудивительно, что российские власти так активно осваивают Арктику, в недрах которой находится четверть мировых запасов углеводородов. Их надо будет кому-то продавать по приемлемой для нас цене.

Автор — научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции