История эта произошла не одно десятилетие назад, но всякий раз в период зимних холодов она вспоминается снова. Речь в ней пойдет о конкретном человеке. Тем не менее, это общая тема для многих людей, мыслящих подобным образом.

Это было в середине девяностых годов прошлого века. Дефицит сменился безденежьем и огромной инфляцией. С перебоями выплачивали зарплату, которой с трудом хватало на самое необходимое. Предприятия разваливались или надолго отправляли своих сотрудников в отпуск без сохранения содержания. Нередко единственным стабильным доходом семьи оказывались стариковские пенсии, которые тоже задерживали, но все же выплачивали. Люди выживали, как могли, считая каждую копейку. Те, у кого были участки, с весны до осени трудились на земле, чтобы было чем накормить семью и поделиться с близкими. Жизнь в те годы была очень скромной.

Татьяна часто ходила в храм. От ее дома нужно было сначала проехать две остановки на автобусе, а потом еще немного пройти пешком. Вдоль этого пути — от остановки до храма — часто стояли нищие. Разного вида, возраста, пола, они протягивали руки и просили о помощи всех, кто шел мимо.

Сама Татьяна и ее дочь в те годы были одеты так, что им самим как-то чуть было не подали милостыню. В тот раз они замешкались перед входом в храм, пересчитывая мелочь на свечи. А один из прихожан пообеспеченнее решил, что они тоже просят, и уже готов был добавить им несколько монет… Но все же с протянутой рукой они не стояли, поэтому к тем, что просил помощи неподалеку от храма, Татьяна относилась с сочувствием, полагая, что им живется еще тяжелее, чем ей. Время от времени она старалась уделить кому-то из просивших немного мелких денег. Но один день сильно изменил ее отношение к этому.

Утром по дороге в храм она видела, как незнакомый мужчина раздавал теплые варежки всем, кто просил помощи, протягивая на морозе голую руку. Она порадовалась за нищих: варежки были трикотажные, плотные, могли спасти руки от холода. Из храма Татьяна вышла в числе последних. Она задержалась, чтобы посоветоваться со священником, а перед ней было еще несколько человек, которые хотели поговорить. В итоге к остановке она шла в то время, когда уже почти все прихожане прошли, стоявшие вдоль дорожки нищие тоже расходились. Поравнявшись с одной из постоянно стоявших там женщин, Татьяна невольно услышала, как та с улыбкой обратилась к закутанной в старый платок девочке: «Сегодня насобирали неплохо. Сейчас пойдем мандаринов купим побольше, конфет твоих любимых возьмем».

«Мандаринов побольше? Конфет? Да я своему ребенку мандарины в лучшем случае к Новому году покупаю немного, хотя и работаю. Вот так, отдаешь свои копейки, думая, что этим людям еще тяжелее, а на самом деле не так», — эти и подобные им мысли вихрем закрутились в голове обескураженной женщины.

С этого момента Татьяна все чаще ускоряла шаг по дороге от остановки до храма. Ей не хотелось помогать незнакомым людям, потому что теперь всякий раз ее терзали сомнения: вдруг и они, простояв тут несколько часов, смогут купить куда больше, чем она. И вообще, имеет ли она моральное право ради них обделять своего ребенка и старых родителей, которые не видят фруктов?

Еще через пару недель по дороге к остановке Татьяна увидела драку нищих. Кажется, они делили оставшееся спиртное, потому что рядом валялись узнаваемые бутылки. Да и поведение конфликтующих наводило на мысль о выпитом. Совсем недавно розданные им теплые варежки, уже порванные, валялись на обочине и на дорожке прямо под ногами прохожих. «Просят у людей на хлеб, а сами дерутся за бутылку, — огорчилась Татьяна. — Тот мужчина вон столько новых варежек принес, а они их уже порвали и растеряли или побросали».

Фото: Pexels

Если раньше она не сомневалась, что люди выходят просить, когда у них крайне тяжелая ситуация и нет другого способа выжить, то теперь она вовсе перестала доверять просящим. Вернее, не всем, а тем, с которыми не была знакома лично. Ей казалось, что ее помощь может пойти на спиртное или на то, что для нее было непозволительным шиком. Со временем отношение Татьяны ко всем просящим о помощи вошло в привычку: она равнодушно уныло проходила мимо незнакомцев с протянутой рукой.

Нередко негативный опыт, имеющий отношение к одному человеку, люди переносят на всех ему подобных. Например, столкнувшись с черствостью или непрофессионализмом одного врача, начинают твердить: «Эти врачи сами ничего не знают, и дела им нет до пациентов». Столкнувшись с недобросовестностью одного продавца, утверждают: «Всем им там, у прилавка лишь бы обмануть, другие в торговле не приживаются». Если рассмотреть объективно, любой согласится, что далеко не все врачи бездушные и непрофессиональные, что не все работники торговли обсчитывают и лгут. Но обида, отрицательные эмоции иногда действуют в человеке так сильно, что заглушают его разум, и он начинает судить обо всех по одному негативному опыту.

Подобное произошло с Татьяной, изменив ее образ мысли по отношению ко всем просящим милостыню. Ей казалось, что все они просто не хотят работать, принятую помощь тратят расточительно, к полученным вещам относятся небережливо. На самом деле, очевидно, что, сколько людей, столько и судеб. И тот факт, что кто-то из нищенствующих нечестен, а кто-то использует помощь не лучшим образом, не говорит о том, что все они такие. Однако недоверие Татьяны не только осталось, но и укрепилось, ожесточив ее душу.

В храме, куда ходила Татьяна, открыли уголок помощи нуждающимся. Там собирали одежду и обувь в хорошем состоянии, простые продукты в оригинальной упаковке с длительным сроком хранения и предметы быта. Положение людей стало понемногу улучшаться. И Татьяна вместе с почти уже взрослой дочерью как-то несла к храму сумку с шапками, варежками, шарфами, собранными ими, их родными и соседями. По дороге в храм они встретили бездомных. «Теплые вещи несете? Дайте нам», — попросил один из них. Стояли зимние морозы, но женщина привычно прошла с сумкой мимо. «Мама, почему мы не отдали? Мы же собрали вещи для тех, кому они нужны. Пусть бы забрали эти бездомные, раз просят», — останавливала ее дочь. Но Татьяна настаивала, что хочет донести в храм, там знают, кому действительно нужно, а этим людям она не верит: может быть, они врут, пропьют или потеряют по пьянке, а она хочет отдать тем, кто будет ими пользоваться…

Вот так. Десятилетия прошли, а недоверие осталось. Безусловно, любой из нас сталкивался с обманом. И каждому этот опыт был неприятен. Особенно если кто-то помогал, когда самому было трудно, а потом убедился, что его добротой воспользовались ловкие люди. От этого человек становится более недоверчивым, и это понятно. Но все же, это не повод думать, что любой просящий — обманщик и притворщик.

Надо подходить к людям по-христиански. Даже если мы лично убеждаемся в неискренности просящих милостыню, нам все же не следует доверять первому чувству обиды и возмущения. Ведь нам не дано знать все обстоятельства жизни этих людей, и нам неведомы мотивы их поступков. Мы сами их придумываем. И вот тут-то надо быть внимательным к себе и заменять осуждение благим помыслом о человеке. Мать попрошайка обещает дочери купить мандаринов и ее любимых конфет. Может быть, у дочки день рождения, и эта расточительность — единственно, чем бедная женщина может сделать его особенным для нее. Подаренные варежки порваны и брошены? Значит, у этих нищих нет возможности их заштопать, да и аккуратно постричь ногти тоже, от того трикотажные вещи так быстро и порвались. Так оно или нет — в этом нет полной уверенности, как и в том, что все просящие — лентяи, обманщики и проныры.

Можно отнестись к их просьбам как к испытанию веры. Надо решить для себя, с кем хочу быть в этой ситуации: с Христом, Который не осудил ни одного человека за все время Своей земной жизни, или с дьяволом, который клевещет даже на Бога?

Мы же боимся, что нас обманут, поэтому стараемся помогать только тем, в ком уверены. Можно допустить, что такой подход оправдан, если речь идет о значимой сумме, о солидном денежном переводе, например. Но если мы несем пакет с теплыми вещами и проходим мимо просящих в поисках «более достойных» нашей помощи, то не получится ли так, что вот эти реальные, пусть и не симпатичные нам, люди замерзнут, заболеют, получат обморожение, пока мы раздумываем, как они отнесутся к нашим старым вещам? Не съест ли моль подкладку зимней куртки, которую мы хотим отдать только «достойному», пока мы его ищем, а тот, в ком мы сомневаемся, получит пневмонию из-за нашей черствости?

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции