Они говорят о самом главном — вере, любви, совести

Когда я говорю о Михаиле Андреевиче Чванове, то часто вспоминаю его же высказывание о себе самом из эссе «Крест мой». В нескольких словах передано не все (безусловно, далеко не все), сделанное и созданное этим человеком, но при этом, как мне кажется, передана основная суть сделанного им: «Уже в 18 лет я твердо знал, что буду писателем. Моя мечта в какой-то степени осуществилась, хотя во мне, без сомненья, умер с болью крупный геолог или географ […], знаю только, что я был честным писателем, но уже в 20 лет мое имя было вписано в географические справочники как первоисследователя крупнейших пещер Урала». Двумя названными сферами интересы и деятельность Михаила Андреевича Чванова не ограничивались и не ограничиваются: «Параллельно с главным, с прозой, время от времени я обращался еще к литературному краеведению. Исключительно из чувства досады: неужели никого не интересует, что за великие люди жили до тебя на этой земле?!

Потом, как я считал, из-за недостатка времени, сузил тему: стал писать о местах в Башкирии, как правило, оскверненных, связанных с замечательным детским писателем (намеренно вслед за другими повторяю это определение, для меня он тогда тоже был лишь замечательным детским писателем) Сергеем Тимофеевичем Аксаковым. Меня поражало, что люди не знают, что в Уфе сохранился дом, в котором он провел раннее детство и который так ярко описан в «Семейной хронике» и «Детских годах Багрова-внука». Напомню об этом людям, думал я, а дальше, глубже, пусть занимаются другие, кому это положено. Но получилось иначе. Мир Аксаковых все больше забирал меня…». Напомню, что Михаил Андреевич Чванов много лет трудится на посту директора мемориального дома-музея Сергея Тимофеевича Аксакова. Но посвящает он себя не только изучению и сохранению наследия С.Т. Аксакова, но и всей большой семьи Аксаковых, давшей нашей культуре, истории не одного талантливого, деятельного человека.

Одним из важных своих дел он считает восстановление храма в имении Аксаковых: «26 сентября 1995 года во время уже Пятого Международного Аксаковского праздника в селе Надеждине при поднятии большого церковного колокола, иначе Благовеста, которое совершалось при большом стечении народа, и самые большие нынешние русские писатели по моему зову приехали на сие торжество, (и вдвое согнутая деревенская старушка, одна из тех, которые в войну и после войны по причине убиенных или пропавших без вести мужей и безлошадности впрягались в плуг и, в конце концов, вытянули Россию из разрухи, со светлым и уже нездешним взором поклонилась мне: «Теперь, батюшка ты наш, еще бы с домом священнику помог, да иконостас новый…», отчего защемило у меня сердце и защипало в глазах), стоя на пронизывающем студеном ветру, я вдруг потрясенно и в то же время не без горечи, — еще жила надежда, что у меня, как у писателя, не все позади, что самого главного я еще не написал, — подумал: «А не это ли мое истинное Предназначение на Земле, иначе говоря, Крест мой — возродить из руин Божий храм и тем самым дать последнюю радость этим великим русским женщинам, которые и есть Россия?» Действительно удивительные слова, Михаил Андреевич сказал своей жизнью.

Архимандрит Дамаскин (Орловский) — человек разносторонне одаренный, талантливый, трудолюбивый. Священнослужитель, профессиональный историк, выпускник Литературного института, он выбрал поле деятельности, где востребованы все его основные дары, все сферы, в которых он настоящий профессионал: сохранение памяти о новомучениках. Я ценю все его труды. Но в небольшой статье их не охватить, поэтому назову хотя бы одно произведение.

У архимандрита Дамаскина (Орловского) есть книга с названием, которое можно считать афоризмом: «Человек — это его совесть». Это житие священномученика Евгения (Зернова), митрополита Нижегородского и Арзамасского. В предисловии к книге, озаглавленном так же, как и вся книга, «Человек — это его совесть», монахиня Евфимия (Аксаментова) пишет: «Подвиг начинается там, где слышит человек голос своей совести, которая к любому из нас и во все времена предъявляет равные требования. В названии нашего предисловия использованы слова блаженного Августина. По отношению к ним священномученика Евгения (Зернова) можно было бы назвать невольником, узником своей совести, не умевшим противиться ее повелениям. Голос совести никогда не сулил ему ни личного благополучия, ни спокойствия — в этом смысле он был мучеником и исповедником веры еще задолго до лагерей, ссылок и расстрела».

Архимандрит Дамаскин приводит фрагмент письма тогда еще иеромонаха Евгения (Зернова) епископу Псковскому и Порховскому Арсению (Стадницкому), в котором он обращается за советом и просит нравственной поддержки: «Я не знаю, как поступить, подписаться под докладом в Учебный комитет не позволяет совесть, ибо там очень много лжи, не подписываться — неумолимых врагов наживешь». Поступает он в итоге так, как велит совесть. Но обратите внимание, как точно показан в выбранном фрагменте сам нравственный выбор: не между собственной выгодой и велением совести, а между нежеланием испортить отношения с окружающими, способствовать вражде в этих отношениях и велением совести.

Фото: Pexels / Caio

В книге представлен весь жизненный путь священномученика Евгения (Зернова). Как и все труды архимандрита Дамаскина, это житие составлено с опорой на множество исторических, в том числе архивных, источников. Но не только жизнеописание священномученика Евгения (Зернова), представлено в книге. Здесь есть и рассказ о значимых событиях первой половины прошлого века, и сведения о людях, с которыми встречался в разное время главный герой книги. Читатель погружается в то время, порой как будто видит происходящее глазами человека, жившего в те годы. Современный человек очень привязан к комфорту, к благам цивилизации. Я очень ценю мудрых, зрелых, талантливых авторов, способных в художественной форме напомнить, что есть в жизни немало такого, что важнее комфорта, не он определяет суть жизни, не он приводит к счастью. У Николая Александровича Зиновьева есть строки, в которых поэту удалось ясно показать, что не комфорт, не блага цивилизации составляют главное в жизни, что не этим определяется то, что по-настоящему важно:

Ни электричества, ни газа.

Хозяйке скоро сотня лет.

Но, как ребенок, ясноглазо

Глядит она на белый свет.

Кривая ветхая хатенка,

В сенях старинный ларь с мукой.

Такую хату, как котенка,

Погладить хочется рукой.

Над крышей хаты с кроной вяза

Сплелась могучая ветла…

Ни электричества, ни газа.

Но сколько света и тепла!

Уют, ощущение дома, тепло, свет — все это зависит во многом от человека, который в этом жилище живет. Домик старый, маленький и ветхий, в нем нет благ цивилизации, но есть человеческое тепло и ощущение света.

Лирический герой стихотворения «Звездное захолустье» вспоминает родной домик, в котором тоже не было благ цивилизации, который был где-то в тихом малоизвестном месте («захолустье»). И воспоминания эти сильнее и роднее любых других, даже если те другие — о самых ярких событиях и о красивейших дворцах. Возможно, нет уже и самого того домика, но в памяти он остался навсегда:

Средь звезд, в немыслимой дали

Теперь та хата, где родился,

Где мальвы пышные цвели

И борщ на примусе варился…

Доныне в памяти ношу

Я то родное захолустье

И с неизменной тихой грустью

На небо звездное гляжу…

Деятельный интерес к литературному краеведению, любовь к родному захолустью, сохранение памяти о наших земляков, не предавших своей веры, не отказавшихся от нее и под страхом смерти — об этих важнейших составляющих настоящей, полноценной жизни напоминают читателям лауреаты Патриаршей литературной премии этого года.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции