Сударь, ваш выстрел

205 лет назад состоялась «дуэль четверых», одна из самых знаменитых в истории. Стрелялись кавалерград, граф, драгун и дипломат. Поединок изменил судьбу каждого.

Волково поле, Санкт-Петербург. Середина ноября — погода скверная. Накануне была сильная метель. Промозглый холодный ветер с Невы, мокрый снег, сырость, серое низкое небо.

Дуэль — распространенный для того времени способ выяснения отношений. Особенно — когда задета честь. Вот и сейчас, на Волковом, честь задета; как водится, ищите женщину. Примирение невозможно. Условия дуэли убийственные, с шести шагов.

Противники движутся навстречу. Один, кавалергардский штабс-ротмистр Василий Шереметев, стреляет. Почти попадает в цель, но все же камер-юнкер Александр Завадовский, а именно в него целит Шереметев, жив. Пуля оторвала воротничок его сюртука, и Завадовский, разъяренный и испуганный одновременно, совершает смертельный выстрел — в живот противнику.

Первый снег окрашивается красным. Шереметев катается по земле, стонет, плачет.

— Что, Вася, репка? — иронично говорит раненому один из присутствующих, красавец Каверин. Ох уж эти насмешники. «Репка» — означает: не понравилась, значит, закуска?

Якубович, секундант Шереметева, достает пулю и протягивает ее секунданту Завадовского со словами:

— Это для тебя.

Секунданты, по условиям этой дуэли, тоже должны стреляться. Но из-за тяжелого ранения Василия Шереметева второй поединок отложен. Шереметев умрет на следующий день в страшных мучениях, а второй поединок состоится через год в Тифлисе.

Наверное, для потомков эта «дуэль четверых» осталась бы неизвестной — мало ли молодых и горячих поубивали друг друга в поединках! — если бы не громкое имя секунданта Александра Завадовского. Им был Александр Грибоедов, дипломат, прозаик, поэт, композитор, статский советник — в будущем. А тогда, на время судьбоносной дуэли, 22-летний начинающий литератор, подающий надежды дипломат, жуир, молодой светский лев.

А еще была она — 18-летняя балерина Авдотья Истомина. Та самая, про которую Пушкин позже напишет: «толпою нимф окружена», и «ножкой ножку бьет».

Юная Дуня Истомина, дочка спившегося полицейского, была одной из лучших танцовщиц петербургского Большого театра. Темные кудри, брови вразлет, румянец на щеках, и еще смех, нежный колокольчик — мужчины от Истоминой просто сходили с ума! Был у Дуни и любимый: Василий Шереметев. Вместе они жили уже два года.

В те времена взрослели рано: вот и Василий Васильевич хоть и был совсем молодым, а успел поучаствовать в Бородинской битве. В Истомину был влюблен нешуточно, но дико ревновал. Дуня часто плакала и грозилась уйти.

А в ноябре 1817 года разразился страшный скандал. Шереметев ударил Дуню за то, что она приняла букет цветов от молодого поклонника. Балерина обиделась и съехала от любимого когда-то Васечки.

Александр Грибоедов был другом Истоминой. Обходительный, деликатный, он располагал к откровениям. Истомина после спектакля снимала грим перед большим зеркалом и жаловалась Грибоедову на то, что любви нет, что везде — ложь и предательство, и Шереметев стал так груб, и больше никогда, никогда не простит она его. Грибоедов сочувствовал, конечно, хорошенькой Дуне. Но… Молодой, но такой мудрый уже Грибоедов коллекционировал впечатления: о блеске и пустоте светского общества, о том, как никчемна, в сущности, плотская любовь, как много смешного и глупого в страстях!

Но Авдотья, с этими нежно-розовыми бутонами роз в темных волосах, с этими слезами, мерцающими в свете свечей как бриллиантики, была чудо как хороша.

Грибоедов пригласил Истомину к себе домой, на чай. Квартиру с Грибоедовым делил молодой граф Александр Завадовский, известный повеса. Завадовский давно уже был влюблен, безответно, в Истомину.

Истомина приглашение приняла, ей хотелось отомстить Шереметеву, доказать, что она, прима русского балета, недостатка в поклонниках не испытывает. Или — хотела найти побыстрее нового покровителя.

А может, ей было просто грустно и одиноко. Как знать?

Балерина приехала к Грибоедову и задержалась там на два дня. Дело не ограничилось одним чаем — разгоряченные шампанским друзья уговорили ее танцевать перед ними обнаженной.

Что ж, искусство не имеет границ — сама Истомина со смехом рассказывала, что такое уже было, и не раз. Нет-нет, не подумайте плохого, только танец, но «ню». А еще рассказала, что с теми, кто наблюдал балетные па обнаженной Дунечки, потом всегда случались всевозможные несчастья.

Но два Александра в дурные приметы не верили. И Дуня танцевала, и снова рекой лилось шампанское, и наутро болела голова, а за окном шел ноябрьский снег.

Шереметев не мог перенести разлуку с Истоминой. Он приехал к ней в театр, и подарил дорогое украшение, и плакал, и просил прощения. Она и простила, все же любила она своего Васечку! Влюбленные помирились и потом поехали, как ни в чем не бывало, на квартиру к Шереметеву. А потом простодушная Авдотья возьми да и расскажи Васечке про Грибоедова и Завадовского и о «голом танце», а что такого-то, округляла глаза Дунечка. Это же просто танец! Глаза у нее были чудесные, темно-карие, с золотыми искорками.

Шереметев сошел с ума от ревности. С другом, Александром Якубовичем, он отправился к Завадовскому и вызвал его на дуэль. Условия — самые жесткие!

Завадовский хотел обратить все в шутку. Стреляться он не имел никакой охоты. Да помилуй, ничего ж и не было. Но Шереметев сыпал оскорблениями.

Была задета честь, а это уже куда серьезнее, чем какая-то балеринка, пусть и хорошенькая.

Якубович, в свою очередь, вызвал на дуэль Грибоедова. И был серый ноябрьский денек, и поначалу твердое намерение Завадовского выстрелить противнику в ногу, и решительное желание Шереметева идти до конца. Отстреленный воротничок шинели Завадовского и свист злобной мухи — пули — где-то совсем рядом с лицом. Завадовский медлил. Секунданты просили его пощадить Василия, но Шереметев продолжал выкрикивать оскорбления.

Завадовский выстрелил в соперника. Шереметев подпрыгнул от боли и упал...

Плакала ли о нем Дунечка? Наверняка плакала, но недолго. Спектакли шли один за одним. Все петербургское общество, кажется, собирается в зале и в театральные бинокли придирчиво рассматривает хорошенькие личики танцовщиц.

И нельзя, чтобы они увидели следы слез.

Дуэль из-за Истоминой стала гвоздем сезона. Только о том и шептались. Говорят, сам отец Василия Шереметева, тоже Василий, губернатор Волыни, хлопотал перед государем, чтобы Завадовского не судили.

И следствие решило, что граф «действовал из необходимости законной обороны». После окончания следствия Завадовский уехал в Лондон — навсегда.

Александра Ивановича Якубовича отправили служить на Кавказ.

Грибоедов замкнулся, перестал посещать балы, стал печален и задумчив. Ночами ему снились бесконечная метель и перекошенное болью юное лицо Васи Шереметева. По словам Пушкина, «Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств. Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда со своею молодостию и круто поворотить свою жизнь. Он простился с Петербургом…» Его назначили секретарем российского посольства в Персии, и он был рад покинуть столицу.

Но точка в этой трагедии еще не была поставлена.

Грибоедов и Якубович встретились вновь довольно случайно — в Тифлисе в октябре 1818 года. Якубович служил там в драгунском полку, а Грибоедов приехал в «неспокойное место» по посольским делам. Александр Грибоедов сильно изменился за год. Смерть молодого Шереметева считал на своей совести. Ведь не пригласи он тогда Авдотью к себе на квартиру, глядишь, и был бы Василий Васильевич жив-здоров. И уж, конечно, вовсе не хотел он стреляться с Якубовичем.

Но тот — обидчивый, горячий — настаивал, что отложенную дуэль необходимо провести. Что ж, отказаться от дуэли значило проявить слабость. И Грибоедов согласился на поединок.

Стрелялись у селения Куки. Секунданты, у Грибоедова — его сослуживец дипломат Амбургер, и у Якубовича — его друг Николай Муравьев, предлагали закончить мировой. Якубович ответил отказом.

Назначили барьеры. Дуэлянты продвинулись навстречу друг другу и остановились. Молча стояли около минуты. Тишину разорвал выстрел. Грибоедов поднял вверх окровавленную левую руку — пуля пробила ладонь возле мизинца — и выстрелил в плечо Якубовичу. Чтобы впредь тот уже не мог драться на дуэлях. Промазал и воскликнул с досадой:

— Что за несправедливая судьба!

Как известно, Грибоедов любил играть на фортепьяно и даже был автором музыкальных произведений, самое известное — знаменитый «Грибоедовский вальс». После той самой дуэли он был вынужден пользоваться специальным кожаным чехольчиком для мизинца.

Жить ему оставалось чуть больше десяти лет. Во время резни в Тегеране в 1829 году Грибоедов был зверски убит. Опознать его тело смогли по мизинцу, изувеченному пулей Якубовича.

Александр Якубович сразу после дуэли отправился на гауптвахту и велел арестовать себя. Якубович прославился отчаянной храбростью, был гордостью генерала Ермолова. Командовал конницей, и черкесы, завидев его верхом на коне, разбегались с криками: «Якуб идет!» Был награжден орденом Святого Владимира IV степени. В 1823 году получил ранение в голову и с тех пор всегда носил на голове повязку. Усатый, яростный, в этой неизменной повязке, он сам мало чем отличался от горца.

В 1824 году отправился в столицу на операцию и там сошелся с декабристами. За участие в мятеже Якубовича приговорили к смертной казни, но помиловали и сослали на каторгу. Последние годы жизни болел, испытывал жесткие головные боли, ноги отнялись. Скончался в Енисейске в сентябре 1845 года в возрасте 53 лет. А Дунечка Истомина, легкая балетная фея, стала виновницей еще не одной дуэли, нимало в том не раскаиваясь.

Семейное счастье Авдотья Ильинична обрела после сорока, выйдя замуж за актера Павла Экунина, родила сына. Идиллия длилась недолго: в 1848 году, во время эпидемии холеры, «царица русского балета» заболела и умерла. Ей было 49 лет.

ЦИТАТА

А. С. Грибоедов «Горе от ума»:

— Кому назначено-с, не миновать судьбы...