Светлая грусть: жизнь и творчество пейзажиста Станислава Жуковского

Пейзажист Станислав Жуковский (1875-1944) не является художником первого ряда. Но лучшие его картины самобытны, узнаваемы и любимы ценителями русской живописи.

На только что открытой выставке «Увидеть неизвестное» из фондов Третьяковской галереи многие авторы представлены не самыми яркими образчиками своего творчества. Картина «Красная комната» (1939 г.) Станислава Жуковского не исключение. Живший в Варшаве живописец писал ее не с натуры, как делал это всегда, а «из головы», согласно пожеланиям заказчицы из Москвы, знаменитой арфистки Веры Дуловой. Дизайн в стиле «вырвиглаз» столь же чужд кисти Жуковского, как красный цвет — его палитре. Но картина имеет историческое значение: это последнее произведение мастера, попавшее в советское собрание.

Все мы, говорят, родом из детства. Жуковский родом из детства несбывшегося. Отца его, гордого шляхтича, за участие в Польском восстании 1863 года сослали в Сибирь, лишив поместья и дворянского титула. Семья не имела ни средств, ни даже права владеть землей в польских губерниях. Пришлось арендовать фольварк (хутор) Ендриховцы, где прошло детство Станислава и где он пас овец в наказание за плохие отметки.

Родители, несомненно, вспоминали утраченное поместье. И разговоры эти не прошли даром для будущего художника. Всю жизнь он писал помещичьи усадьбы, интерьеры гостиных и библиотек, поэтичные дорожки в садах. На холстах разлиты светлая грусть, сожаление о прошлом, боль воспоминаний. Жуковский знал, как упоительны в России вечера! Прекрасны его летние сумерки, но еще лучше осень: террасы в увядших листьях, запоздалые астры, холодная прозрачная даль.

Станислав стеснялся своего бедного детства на хуторе. Доходило до смешного: в анкетах он никогда не упоминал злосчастный фольварк Ендриховцы, заявляя, что «родился… в польской помещичьей семье, живущей безвыездно в своем имении Старая Воля. Никакое оно не свое — его тоже арендовали, когда юноше исполнилось 15 лет.

А в 17 он отправился учиться в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, после чего отец порвал с ним отношения. Увиделись они спустя годы, когда «маляр» (так называл его родитель) стал модным художником: коллекционеры охотно покупали картины, часто заказывали повторения. Жуковский был энергичен и трудолюбив, имел счастливую способность работать быстро, не заморачиваясь с деталями. Наследие Жуковского огромно, его картины можно увидеть почти на каждом аукционе русского искусства.

Ранние работы — сугубо реалистические. Жуковский даже вступил в Товарищество передвижников, хотя народным бытом особо не интересовался. На пейзажах 1900-х годов уже заметны импрессионистические эксперименты со светом, яркие контрастные краски. На молодого живописца сильно повлиял преподававший в училище Левитан, хотя формально тот не был его учителем. Но Жуковский нашел свою стезю. У него и близко нет мощи сочиненных левитановских пейзажей; он писал всегда с натуры, не конструируя композицию из собранных на этюдах деталей.

В послереволюционной России места ему не нашлось. Роскошную квартиру на Гоголевском бульваре уплотнили: семья художника, пятеро взрослых людей, проживала в двух комнатах. Но главным было другое — его искусство стало ненужным. Ну кто в стране победившего пролетариата ностальгирует по разоренным дворянским гнездам, поэтизирует быт эксплуататоров? Забавно сейчас читать печатный разнос, учиненный мастеру искусствоведом Абрамом Эфросом. Живопись Жуковского заставляет-де «морщиться и раздражаться», его интерьеры «очень противные», а сам он — «вне круга настоящего искусства и настоящих художников». Станислав Юлианович, замкнутый в себе интроверт, месяц молча страдал — а потом явился к обидчику и при свидетелях отхлестал его по мордасам журналом со статьей.

А вскоре уехал в Польшу, в состав которой к тому времени вошла его малая родина. Провожать его пришли лишь первая, давно оставленная, жена да двое друзей-художников.

В Польше художник попрежнему много работал, даже в Париже прошли две его выставки. Когда из-за экономического кризиса картины покупать перестали, ему предложили вернуться в СССР. Наши музеи приобрели двенадцать его работ — возможно, это был своеобразный аванс, наживка на крючке. Но рыба не клюнула, Жуковский остался в Варшаве.

Там и замкнулся круг его жизни. В 1944-м немецкие фашисты утопили в крови Варшавское восстание. Старый живописец попал в концентрационный лагерь Прушков, где вскоре погиб.