Экс-министр обороны ДНР Владимир «Царь» Кононов: На войне не боятся только дураки

11 мая 2014 года ДНР, а потом 12 мая и ЛНР объявили по итогам проведенного референдума о своей независимости. В преддверии Дня республики специальный корреспондент «Вечерней Москвы» побеседовал с одним из непосредственных участников тех событий, экс-министром обороны ДНР, обладателем первой Звезды Героя ДНР, генерал-лейтенантом Владимиром «Царем» Кононовым.

— Владимир Петрович, расскажите, как тогда проходил референдум?

— 2 мая мы готовились к референдуму и смотрели жуткие кадры из одесского Дома профсоюзов. И, хотя нам было жалко погибших там людей, мы так и не поняли, почему исконно русский город Одесса не поднялся вместе с нами. Многие из нас до сих пор не понимают, почему этого не произошло. Тогда только-только было сформировано Славянское народное ополчение, прошли первые, пока еще локальные, столкновения с противником. Тогда мы сутками не спали, гоняя диверсионно-разведывательные группы, охотились за снайпером, который «драконил» нас лазерным указателем. Тогда я — вы не поверите — два часа пролежал на муравейнике! Мы с напарником спугнули его. Но тогда даже этот результат был для нас успехом, потому что никакого реального боевого опыта у нас не было. Я никогда не забуду очереди из людей, выстроившиеся к избирательным участкам, которые были длиннее, чем к мавзолею Ленина в Советском Союзе. А мы, ополчение, обеспечивали безопасность. Помню, как только мы подошли, люди расступились, пропустили нас. Нам было неудобно, но нас просто выпихнули вперед, чтобы мы проголосовали первыми. А люди все шли и шли. Очереди были уже утром, когда участки только открывались.

И это был настоящий всенародный праздник — везде музыка, радостные крики, песни. А мы на фоне этого метались по всему городу, потому что поступала информация: там работает «кукушка», там видели диверсионно-разведывательную группу (ДРГ). Причем даже если вызов был реальный, старались по возможности обходиться без стрельбы, потому что на улицах было очень много людей. А когда голосование закончилось, все дружно пошли кормить ополченцев. Мы уже отказывались, говорили, оставьте себе, вам нужнее, а нам все несли и несли. Мы объясняли людям: «У нас даже холодильника нет, все пропадет, не нужно больше. Лучше немного воды». Тут же во всем городе скупили все запасы воды, которые были в магазинах. Тогда мы почувствовали настоящее единство нашего народа. Люди давно уже хотели уйти от всей этой бездарщины, тупости, воровства и наглости, которые правят бал на Украине и по сей день.

А как все начиналось? Давайте вспомним первые дни Русской весны 2014 года.

— Мы поднялись, потому что нам были чужды украинские ценности, эти недоделанные «герои», вроде Шухевича, Бандеры и Мельника, которые прославляет сегодня «государство 404». Никогда не думал, что стану военным — я был спортсменом, тренером. Но так вышло, что нужно было защищать свою Родину, свою семью. Я русский человек. Я говорю по-русски, думаю по-русски, живу по-русски. А тут какое-то государство-ошибка начало диктовать непонятные и откровенно бредовые ценности. «Нет, так не пойдет», — подумал я. И многие решили точно так же. Когда поднялось Славянское ополчение, нам нужен был некий катализатор, лидер. Тогда им стал Игорь Стрелков. Наша община тогда была уже готова, люди вооружались, начали собирать разведданные. Мы разрастались с каждым днем — люди все прибывали и прибывали. Я тогда сначала был назначен старшим одного блокпоста. Потом меня сделали командиром взвода. Дальше — комроты. Потом про меня стали отдельные личности говорить: «Да он и в армии не служил!» Да из нас многие не служили и не брали оружие в руки до тех дней. Я, кстати, три года был курсантом Славянского колледжа гражданской авиации, где у нас была военная кафедра. Так получилось, что, возможно, во мне открылись какие-то внутренние таланты. А может, и память предков, которые, по семейным легендам, сражались еще на Куликовом поле. Еще я никогда не стеснялся учиться у ребят, которые прошли Афганистан и другие горячие точки. Хотя я был старше по званию, мне не было стыдно учиться у рядового, если он что-то знает лучше меня. И потом нести это знание дальше в массы. Вот так оно и пошло. Обучались прямо во время боя.

15 апреля 2014 года к нам впервые выехала украинская «Альфа». Под Малиновкой они попали в нашу засаду. А 17-го на нас пошла на прорыв группа противника при поддержке БМД.

И тогда я в первый раз нажал на спусковой крючок автомата, прикрывая отходивших ребят из подразделения «Искра». Причем и автоматы-то были далеко не у всех. Кто-то был вооружен охотничьим ружьем с парой патронов, у кого-то были бутылки с самодельной зажигательной смесью... Закручивалось все стремительно.

Почти сразу к нам потянулись добровольцы из России, хотя к нам было сложно попасть, потому что мы находились в полукольце. После Семеновки (там было жарче всего) мы были вторые по интенсивности обстрелов. Нас «крыли» и 80-ми, и 120-ми, и 152-ми, и БМП постоянно работали по нашим позициям. Парни привыкли, научились закапываться, строить блиндажи с перекрытиями, слушать воздух. Во многом это способствовало тому, что, когда мы выходили из Славянска (5 июля 2014 года. — «ВМ»), моя рота из 83 человек не потеряла ни одного бойца, ни одного предмета снаряжения (РПГ, «Стрелы»). Мы даже прихватили кое-что из брошенного другими подразделениями. Хотя некоторые деятели, в том числе господин Стрелков, к которому у меня до сих пор есть немало вопросов, утверждают обратное. Но моя рота понесла первые потери ранеными позже, в Шахтерске. Именно там я, кстати, познакомился с будущим главой ДНР Александром Захарченко. А первые «двухсотые» (или «груз 200», так называют погибших. — «ВМ») появились в моем уже батальоне, в славянской роте, во время Иловайского котла.

— Что ощущает солдат во время боя?

— Когда ты воюешь, не думаешь о высоких материях. Когда стреляешь из автомата, РПГ, танка, думаешь об одном: ты должен уничтожить врага, чтобы он не уничтожил тебя. Есть поставленная задача, и ты должен ее выполнить, максимально сохранив при этом личный состав, включая себя. На войне не боятся только дураки, и то они быстро превращаются в «двухсотых ».

— Именно тогда начали формироваться первые донецкие батальоны, покрывшие себя славой на полях сражений: «Спарта», «Сомали», «Пятнашка»...

— Да. Тот же батальон «Сомали» был сформирован из николаевской роты Михаила «Гиви» Толстых (Герой ДНР, погиб в результате теракта. — «ВМ»), который сам попросился ко мне.

Тогда я забрал его, командира двух «Нон» (советское 120-миллиметровое батальонное самоходное орудие (самоходный миномет). — «ВМ») у Стрелкова. Сначала сделал его комвзвода, прикрепив к нему пехоту. А когда получил назначение на должность командира батальонно-тактической группы в Шахтерске, поставил его командиром иловайской роты.

После Иловайского котла у нас обоих одновременно родилась идея о создании штурмового подразделения. Начали мы с 3–4 рот, потом постепенно они разрослись до батальона, сейчас известного как «Сомали». Так их, кстати, назвал Мотор (Герой ДНР и Герой России Арсен «Моторола» Павлов, погиб в результате теракта. — «ВМ»), когда приехал в Иловайск, увидел бойцов в шлепанцах и панамах и сказал Гиви: «Ты хоть своих сомалийских пиратов одень нормально». После этого и родилось такое название.

— Расскажите, с какими трудностями вам пришлось столкнуться на посту министра обороны ДНР?

— Министром обороны без приставки «и. о.» я стал 14 августа 2014 года. И дальше понеслось — создание первого армейского корпуса Народной милиции ДНР, который успешно воюет до сих пор, других частей. Мы объединяли разрозненные тогда подразделения — эта идея была проговорена нами с Александром Захарченко еще в Шахтерске, когда мы отбили попытку штурма 25-й аэромобильной (мы ее назвали аэромогильной) бригады ВСУ. Тогда мы «размотали» их в самом центре города, уничтожили одну БМД, а три захватили, взяли много пленных. Ну а потом пошло формирование полноценного государственного военного ведомства, приходилось много учиться, проходить курсы. Причем не только мне — всем офицерам. Когда мы на базе бывшего военно-политического училища организовали Донецкое высшее общевойсковое командное училище (ДонВОКУ), мы организовали там дополнительные ускоренные курсы для офицеров. А то поначалу доходило до смешного. Говоришь человеку: возьми курвиметр и проверь расстояние на карте, а он смотрит на тебя с полным непониманием. Ведь многие пришли в Народную милицию из шахты, от станка, из класса школы. Могу сказать, и бойцы это подтвердят, ни будучи командиром, ни став министром обороны, я труса не праздновал и за спины не прятался.

— Как вы восприняли начало специальной военной операции?

— С огромной радостью. Потому что на протяжении полугода до ее начала мы из разных источников получали информацию, что противник готовит наступление. И начало СВО, и я в этом уверен, спасло не один десяток тысяч жизней.

Представьте: девять лет там шли плановая подготовка и идеологическая обкатка всех — начиная от детей из детского сада и заканчивая глубокими стариками. Людей убеждали, что здесь одни враги, бандиты, чуть ли не людоеды. При этом я, как и большинство дончан, уверен: СВО надо было начинать гораздо раньше. Тогда, возможно, эту натовскую машину нам удалось бы остановить на дальних подступах. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. При этом я прекрасно понимал, как человек, который на протяжении пяти лет возглавлял министерство обороны ДНР, что ситуация складывается очень тяжелая. И если кто-то занимался самообманом и ожидал, что наши войска пройдут по территории противника парадным маршем, я был уверен в обратном. Было ясно: нас во многих городах не то что не ждут, а готовятся встречать. И отнюдь не хлебом-солью. Поэтому, как только началась спецоперация, я вывез семью. А сам, конечно, остался в Донецке. Если что, из окружения я выходил, опыт такой имею.

— Вы до сих пор много общаетесь с бойцами с передовой. Как у них настроение?

— Сегодня каждый день бьют по Донецку. И бойцы от этого становятся еще злее, жестче. Они понимают, что враг не щадит их родных и близких. И они не будут никого щадить. На каждую вспышку с вражеской стороны, каждый взмах руки они ответят автоматной очередью. И это правильно. Так и должно быть. Это война.

— Только что вся страна отметила 9 Мая. А что лично для вас значит День Победы?

— Для меня с детства День Победы значил выезд к деду-ветерану. Мы собирались всей семьей и варили настоящий кулеш с домашней курицей, салом, зеленью, сливочным маслом и угольком. Мы поздравляли деда, поднимали рюмку за наших ветеранов. Ну а если серьезно, то для меня, и, думаю, я в этом не одинок, День Победы стал тем триггером, из-за которого я повесил дзюдогу на гвоздь и взял в руки оружие, чтобы защитить свой дом. Я понимал, что мои дед и прадед, воевавшие на фронтах Великой Отечественной, моя бабушка, которая 15-летней девчонкой несколько раз переходила линию фронта, передавая сообщения от партизан, просто не поймут меня, если я поступлю иначе. Как только мы начали забывать Великую Отечественную войну, к нам пришла другая война. Любое государство, которое переписывает историю, обречено сначала на бесславное существование, а потом и на забвение. Украина тому — живой пример. А для наших людей есть святость долга, святость Родины и святость семьи. Родина ведь не там, где комфортно твоей пятой точке, — она там, где хорошо твоей душе. Могу честно сказать, что Донецк — моя Родина.

— Сейчас вы возглавляете Управление по социальной поддержке военнослужащих в отставке и патриотическому воспитанию при главе ДНР. Чем вы занимаетесь на этой должности?

— Пришлось перестраиваться, перестраивать многих ребят, которые пошли вместе со мной после упразднения в 2019 году министерства обороны ДНР. Но мы справились. Помогаем ребятам с документами, справками, прохождением комиссий. Вот лично у меня есть два подтвержденных ранения — одно легкое, одно тяжелое. Но я, герой ДНР, генерал-лейтенант, экс-министр обороны, не могу получить соответствующие выплаты. Я должен получить ходатайство от своего командира, которым был погибший первый глава ДНР Александр Захарченко. И таких случаев много. Стараемся уйти от этих моментов, не нарушив Федеральное законодательство, вносим свои предложения, пишем письма. Дело потихоньку сдвигается с мертвой точки. Также мы занимаемся поиском и эксгумацией тел погибших, причем и воинами РККА, павшими в годы Великой Отечественной, и бойцами, отдавшими жизни за независимость Донбасса.

Еще мы работаем с пленными ребятами. Бывает, что боец числится убитым или без вести пропавшим, а на самом деле он находится в плену. Представьте: пропал человек, его начинают проверять. Кто-то из сослуживцев говорит: видел его убитым. И все — бойца вносят в список «двухсотых». А потом приходит освобожденный из плена боец, рассказывает, с кем сидел вместе, и выясняется, что человек жив. Так мы нашли уже 20 человек, числившихся пропавшими и убитыми. Очень плотно работаем сейчас со Следственным комитетом. И, скажу честно, работы нам еще лет на десять. Я был на совещании у Александра Ивановича Бастрыкина, который ввел меня в штаб по поиску без вести пропавших. Кроме того, я вошел в состав фонда, который занимается помощью семьям мобилизованных.

— В последнее время на просторах сети развелось много «диванных генералов». Если почитать — каждый второй знает, как победить в СВО уже через неделю...

— Да, развелось много критиканов. Как по мне, критиковать следует тогда, когда мы уже одержали победу, отпраздновали, помянули товарищей. А вот потом можно и «разбор полетов» устроить. Мне тоже обидно за некоторые моменты. Но я не позволяю себе высказываться. Время для споров, кто был прав, а кто нет, наступит потом. Сейчас надо победить.

— А как вы получили позывной «Царь»?

— Смешная история. Я был спортсменом, дзюдоистом, готовились ехать на сборы в Феодосию — готовились к Кубку мира. Мы жили в общежитии пединститута. Ехать надо было рано с утра, а такси до вокзала тогда было вызвать целой проблемой. А товарищ задерживался. Забегаю к нему в комнату, а он там с девушками воркует. И представляет меня им: «Царь, просто царь». Так и прилипло. Когда попал в ополчение, меня Стрелков спрашивает: «У вас есть какой-то позывной, прозвище?» Ну я и сказал. Так и стал я «Царем» уже официально.

ДОСЬЕ

Владимир Кононов родился в 1974 году. В 1995 году окончил Славянский авиационный колледж гражданской авиации. В 1999 году окончил Славянский государственный педагогический институт. В 2022 году защитил диплом в Донецкой академии управления и государственной службы при главе ДНР (филиал РАНХиГС). Профессионально занимался спортивной и педагогической деятельностью, работал тренером в Федерации дзюдо Донецкой области. Прошел спецподготовку старшего командного состава. После отставки Игоря Стрелкова был и. о. министра обороны ДНР. С 14 августа 2014 года — министр обороны ДНР. После гибели в результате теракта главы ДНР Александра Захарченко в сентябре 2018 года минобороны ДНР упразднили, Кононов был назначен главой Управления по социальной поддержке военнослужащих в отставке и патриотическому воспитанию при главе ДНР. За успешные боевые операции в Шахтерске и Иловайске (2014 год) получил Звезду Героя ДНР за номером один.