«Никому нас не жалко, а нам жалко всех»: актер Валерий Баринов — о кино, любви и СВО

Народный артист Валерий Баринов дает интервью редко. Он востребован настолько, что нет ни одного свободного дня. Но недавно Валерий Александрович побывал в городе-герое Новороссийске на фестивале «Малая земля», куда был приглашен в качестве председателя жюри. В перерывах между просмотрами конкурсных лент актер пообщался с корреспондентом «Вечерней Москвы» и ответил на самые разные вопросы. И они были не только о кино, потому что время сейчас непростое.

— Валерий Александрович, вопрос может показаться странным, но давно обратила внимание, что в театрах и вот, например, на этом фестивале в зале в основном женщины. У вас есть этому объяснение?

— Ну, во-первых, не преувеличивайте, в зале было достаточно и мужчин. А во-вторых, когда-то Эфрос сказал такую фразу: «Артисты — это женская половина человечества». И в общем он был в каком-то смысле прав, потому что артист должен нравиться, он должен быть с «тайной». Вот иногда меня спрашивают, что вам больше всего нравится в женщине. Отвечаю: «Тайна!». Если я не дай бог разгадаю эту тайну в женщине, то сразу умру. Так и актер.

Почему я не люблю давать интервью, потому что не люблю рассказывать о себе. О себе я много рассказываю со сцены в театре. Там, в театре, как раз и существует тот момент откровения артиста и публики. И именно женщин привлекает такой доверительный формат общения, они первые приходят в театр и ведут за собой мужиков, потому что в отличие от мужчин женщины эмоционально активны. Мужики больше закрыты, они больше наигрывают и гораздо слабее женщин.

Недавно англичане провели исследования и пришли к открытию, что ночные смены мужчины переносят плохо. Работа ночью кончается серьезными заболеваниями для мужчин, а женщина ночью может спокойно работать. Поэтому мужчины более ранимы, не хотят переживать, если мужчина начнет серьезно переживать, то это — инсульт и инфаркт. А у женщины гибкая психика, она не боится скрывать свои эмоции, свои чувства, может на людях без стеснения поплакать, поэтому их больше в любом зале. И это прекрасно!

А в-третьих, если так по-честному, то в количественном отношении вас, женщин, рождается больше, чем мужчин.

— Уже давно стало понятно, что сегодня и в режиссуру приходит больше женщин, чем мужчин. Это происходит тоже от мужской уязвимости?

— Отчасти, да. Заметил, что в последнее время в основном снимаюсь у женщин-режиссеров. Мужчин в режиссуре стало определенно меньше, и я могу объяснить почему. Во-первых, потому что пришло продюсерское кино, которое к великому сожалению уничтожило мужчину-режиссера. Мое личное мнение: редкие мужики соглашаются идти в подчинение к продюсеру. А женщине все равно, она работает и занимается своим делом.

Раньше мужчины-режиссеры — это звучало гордо! Режиссер сидит важно в кресле, вокруг бегают девочки-помощницы, а он только кричит: «Мотор! Камера! Начали!» И он главный. Режиссер мог поменять директора, оператора, любого актера, который не тянул роль. Режиссер в любой момент мог поменять всю группу, а сейчас он ничего себе позволить не может. Потому что продюсер главный! Но режиссер Лариса Садилова может себе это позволить, правда, она — исключительный случай. Садилова даже может позволить себе выбросить десять–пятнадцать отснятых смен в «корзину», если ее что-то не устроило в материале.

— На фестивале главный приз получил фильм «Плакать нельзя», который сняла режиссер Наталья Назарова. Как вы считаете, ситуация, когда женщина вышла замуж за иностранца, уехала в другую страну и в эмиграции у нее отобрали детей, эта ситуация будет понятна нашему зрителю? И самое главное, найдет ли она отклик в душе у наших соотечественниц? Ведь когда у героини все было хорошо, она о родине не вспоминала, а побежала на родину, только когда стало плохо…

— Понимаете, мы не победим как нация, если мы не сможем воспринимать боль других. Если мы утратим чувство справедливости. Мы очень сложный народ, не даром Достоевский говорил, что русские — богом избранная нация. Если взять определенный период истории, то каждый раз нам приходилось спасать мир своими колоссальным жертвами, вольно или невольно.

В современной Европе много рассказывают, как наши советские офицеры вели себя недостойно по отношению к немкам… А почему не говорят, сколько детей они спасли? Сколько вынесли изможденных узников из Освенцима? Почему об этом не вспоминают? Может быть, потому что такого редкого качества, как милосердие и сострадание, нет ни у одной нации, а у нас — в избытке. Поэтому наши зрительницы сочувствуют и будут сочувствовать чужому горю, этого у нас не отнимешь.

— А может, мы уже прекратим спасать мир и будем спасать себя?

— Мы никогда не прекратим спасать других. Это наша судьба. Мы самая большая и самая богатая страна. Никому нас не жалко, а нам жалко всех.

— Сегодня общество разделилось: кто-то убежал, кто-то едет в Донбасс. А кто-то о сцены размышляет о патриотизме, но никуда не едет, просто говорит… А вот вы в Донбассе бывали неоднократно.

— Давайте не будем говорить обо мне. Мы там воюем, и я не могу остаться в стороне. Я знаю, что такое окопы, были такие моменты опыта в моей жизни, но сейчас не об этом. В последнее время меня преследует мысль, и я сказал об этом на открытии фестиваля «Малая земля», что патриотизм и любовь к родине не надо воспитывать. Не надо! Один из наших коллег-артистов вышел на сцену и крикнул: «Сейчас я заставлю вас кричать «Слава России!» Я готов был его убить. После церемонии открытия подошел к нему и сказал, что это было мерзко.

Я считаю, что не надо воспитывать патриотизм, но также не надо воспитывать нелюбовь к родине. Ужасно, когда воспитывают не просто нелюбовь, а ненависть к родине, когда презирают все отечественное, когда принижают все русское. Это очень липкая вещь, она быстро цепляется, особенно к молодым. В России уже третье поколение людей выросло, которое совершенно не знает, что такое война, лишение. Оно выросло в достатке и было воспитано как поколение потребителей. Для этого работала целая машина, выращивающая бездумных потребителей.

А сейчас говорят, что в каждой школе каждое утро надо слушать российский гимн. Я уверен, что школьники от этого не будут любить родину больше. Вот представьте: нужно каждый день раньше проснуться, на полчаса раньше приехать в школу, родители опаздывают, пробки, нервы. Школьники и родители будут проклинать эти полчаса, а главное — этот гимн. Вы понимаете, нельзя насильно заставить любить, потому что насильно мил не будешь. Не надо взращивать ненависть к родине, но также и не надо превращать любовь к родине в глупость, в формальность. Любовь — это тонкая вещь. Поэтому пусть каждый сделает свой выбор, но никому ничего навязывать не надо.

— Сейчас в обществе идет сильное порицание тех, кто сделал свой выбор и покинул страну. Как оцениваете эту ситуацию?

— Я очень боюсь, что эта ситуация очень сложная и начнутся излишние гонения. Художник — человек слабый, эмоционально подвижный. Для меня нет выбора или сомнения, я здесь. Началась драка, во время драки нельзя размышлять куда и с кем. Выбор надо делать моментально. В жизни должен быть друг. И если это настоящий друг, то ты на его стороне, даже когда он не прав.

Так и понятие родины, права она или не права, но сейчас речь идет о ее существовании. И пока не кончилась эта драка, ты должен стоять плечом к плечу. Потом мы спросим: «Почему погибло столько людей? Почему вообще это началось? Как это допустили?» Но это потом. Сейчас надо носить воду, чтобы тушить пожар. А не выяснять, чья вода, какая она. Пожар надо гасить, одним словом. Поэтому я даже не хочу рассуждать на эту тему. Я сейчас на этой стороне в драке, вот почему я езжу в Донбасс и помогаю, чем могу.

— Когда вы выступаете перед мобилизованными, о чем вы с ними говорите?

— Поначалу я не знал, о чем говорить, и вообще сомневался, нужны ли им мои разговоры. Но меня поразило то, как их много. Я редко радуюсь, когда меня узнают. А тут я был безмерно счастлив, что ребята ко мне подошли, поздоровались, сказали, что меня хорошо знают. Мы очень тепло пообщались.

— Вам не страшно ездить в горячие точки? Какие чувства?

— Мне поступают угрозы, и это очень неприятно. Звонят и говорят: «Ты думаешь, мы не знаем, где твоя семья». Я могу иногда сказать: «Ты кто?» Но ругаться нет смысла. У каждого человека есть страх, но я больше не за себя боюсь, за семью. Но ездить не прекращу, буду по-прежнему выступать перед военными. Когда езжу в Донбасс, то мне даже неудобно от того, что меня сильно берегут.

По поводу поездок в горячие точки. В свое время часто ездил в Афган. Привык к разному... Могу рассказать один случай. Поехали в Афганистан вместе с актрисой Алиной Покровской. Алине Станиславовне дали пистолет. Она не хотела брать, воевать не собиралась. Ей сказали: «Воевать не надо. По инструкции если нас захватят, сначала надо пристрелить подруг, потом застрелиться самой. Попадаться в руки к «душманам» ни в коем случае нельзя!» Нас подвезли к мечети и предупредили, чтобы мы не стояли на месте, так как вражеские снайперы получили новые английские винтовки, они видят на несколько километров. И мы все время двигались, боялись долго стоять на одном месте. Вот такая у нас была поездка под прицелом. Поэтому мне, здоровому мужику, стыдно отказываться от поездок, меня могут и там убить, может и тут машина сбить... Все под богом ходим. Но я не осуждаю тех, кто не поехал, это их право. Осуждение вызывает больше предательство. Например, тот, кто звонит, он же говорит чисто по-русски, значит, свой…

— Сложно понять почему нас так на Западе не любят, за что?

— Нас не любили и никогда не полюбят. Редко кто любит сильных и мощных, да еще таких «размандяистых», у которых всего много. Расскажу смешную историю: когда началось кооперативное кино, стали платить более-менее приличные деньги, ставка была очень высокая. Помню, меня утвердили в фильм «Клан» и планировали его снимать в Севастополе. В театре упросил дать мне дни на съемки, прилетаю к Черному морю. А там рабочие на съемочной площадке запили. Они сначала работали хорошо, потом им дали зарплату, они пошли в разгул по Севастополю. Сказали: «Один раз живем!». И никакие деньги не смогли уговорить их работать. Вот такая мы загадочная нация.

— Вы говорили по поводу любви, что это тонкая вещь. Хочется отметить, что если наш народ полюбит, то это уже навсегда и беззаветно. На фестиваль приезжала народная артистка Людмила Зайцева. И, глядя на эту актрису, понимаешь, что такое настоящая народная любовь.

— Да, это правда. Ее народ очень сильно любит, истинно народное признание, а вот начальство — не всегда, потому что она человек принципиальный, иногда во вред себе. Люда Зайцева — настоящая кубанская казачка, все этим сказано. Всех поразило, как она на открытии прочла стихи Ольги Берггольц о блокаде. Без всякого надрыва, тихо, пронзительно, больно… Это было потрясением для зала. Зайцева — невероятно талантливая актриса. Она актриса для большого кино! А сейчас, к великому сожалению, кино перестало быть искусством. Пичкают народ совсем другим. Реклама, трейлеры, а придешь в кинотеатр — смотреть нечего. Кино стало продюсерским.

Карл Маркс говорил: «Нет такого преступления, на которое не пошел бы капиталист за триста процентов прибыли». Наши продюсеры — настоящие капиталисты, они знают о деньгах все. Кто несет деньги в кинотеатры? Несут в основном дети. Поэтому кино направлено на детские умы, оно дает «сладкую жвачку» — смотрите, как все круто. У меня есть некоторое разочарование в современном кино и серьезное. То, что сейчас в основном снимают, — это ширпотреб. В мое время сняться в рекламе было позором, а сейчас, наоборот, почетно, причем большие артисты снимаются, которые не бедствуют. Прямо на наших глазах меняются ценности. Когда начался приход американского кино, все обрадовались, потому что до нас доходило хорошо озвученное, отредактированное качественное кино. А потом, когда хлынул поток низкопробного зрелища, я подумал, что зритель поймет. Нет, не произошло понимания.

— Сценарист Виктор Мережко в свое время говорил о том, что в кино необходимо вернуть бюро пропаганды и не стесняться этого. Ведь такое бюро на Западе работает на полную катушку.

— Я был близко знаком с Виктором, снимался у него уже как у режиссера. Вы знаете, я не знаю, как надо пропагандировать кино, чтобы перебить рекламу, потому что без рекламы любое бюро пропаганды проиграет. То мощное давление, которое оказывает реклама, с ним соревноваться невозможно. В рекламу вкладывают гораздо больше, чем в съемочный процесс, потому что продать важнее, чем хорошо снять.

Кинематограф находится в руках у людей, которые мало в этом понимают, но они хорошо разбираются в бизнесе. Вот, например, как сейчас утверждается актер? Продюсеры берут калькулятор и считают, сколько он собрал за последние фильмы. Если собрал много, то утверждают на роль. И вот одни и те же люди мелькают на экранах, только им приклеивают «бороды и усы». Это настоящий мрак. А где остальные артисты, такие как, например, Людмила Зайцева? Где остальные хорошие фильмы? Может быть, бюро пропаганды для качественного кино без рекламы станет выходом, но этим надо грамотно заниматься. Пока только один выход — фестивали.