Режиссер Алексей Герман-младший: Мы возвращали культуру документальности

27 января отметили День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. К этому событию был приурочен выход в прокат военной драмы «Воздух» Алексея Германа-младшего. Ведь эта история про летчиц-истребительниц, которые по сюжету во время Великой Отечественной войны прикрывали «дорогу жизни». Работа над картиной началась еще в 2018 году и прошла через множество испытаний. Мы выяснили, что двигало режиссером, создававшим этот фильм.

Фильм-эпопея, кино-панорама, картина, в которую хочется вглядываться, — вот что такое «Воздух». Зритель следит за историей летчицы Жени и окружающих ее людей, вместе с ними проходит практически через всю Великую Отечественную войну, не мифологическую, не натуралистическую, а художественно достоверную. Для этой картины воссоздавали самолеты, изобретали новую технологию съемок, справлялись с морем вызовов.

— Алексей Алексеевич, ваш фильм «Воздух» вышел в широкий прокат. Сколько раз вы сами его уже посмотрели?

— Я посмотрел его раз 70, может 80. Готовый вариант видел, по-моему, 25 раз.

— Когда бываете на массовых показах картины, на что обращаете внимание: прислушиваетесь к тому, как реагируют зрители, наблюдаете за эмоциями людей? Или для вас это не важно? Как воспринимаете реакцию публики на свой фильм?

— Действительно, мы всегда очень внимательно относимся к тому, как люди смотрят фильм. Так было и на протяжении всех полутора лет производства, когда показывали кому-то черновой монтаж. Нам было важно понять, насколько эмоционально воспринимаются истории девочек. И если мы видели, что героиням не сопереживают, то вносили определенные изменения. Нам важно, понятна ли история в целом. Насколько работают полеты девочек, их сражения в небе с немецкими самолетами. Важно увидеть, насколько зритель сопереживает этому, удается ли нам провести его по фильму. Мы хотели сделать картину понятной, прозрачной, эмоциональной. Так что, да, было очень много просмотров картины разными людьми из абсолютно разных миров.

— Как сейчас реагируют зрители, когда выходят из залов после просмотра?

— Процентов 70 наш фильм эмоционально трогает. Мы видим, что люди сопереживают героям и их истории. Они подходят и говорят «спасибо». Людям нравится, когда к ним обращаются на взрослом языке, не делают из них глупцов, показывая Великую Отечественную войну пластиковой, но демонстрируют на экране все ее тяготы. Ведь это кино о том, почему мы победили, как тяжело нам далась та Победа, через что пришлось пройти народу, какую степень героизма и самопожертвования проявить. Люди ценят искренний разговор, а не выдуманный.

— Я слышала о том, сколько всевозможных испытаний пришлось пройти вам во время съемок фильма: как сносило самолеты, как подводила погода… Можете поделиться с нашими читателями какой-то самой трудной ситуацией, историей, которая потребовала максимального напряжения во время съемочного процесса?

— У нас таких моментов было много. На самом деле особенно сложных было два. Первый, когда разразился шторм, и наш аэродром, который построила Елена Окопная, стало сносить волнами. Ночью поднялась вода, усилился ветер, и даже самолеты, которые весили больше тонны, стало отрывать. А их было много, больше двенадцати, по-моему. И вот всю ночь напролет по колено в холодной воде ребята их удерживали. Даже лежали на крыльях самых проблемных самолетов, которые были наиболее уязвимыми, чтобы те попросту не отлетели. Очень сильная буря была тогда. В этот день в Петербурге повалило деревья, в области посрывало крыши. Шли сильные шторма, и было тяжело.

Потом мы снимали сцену бомбардировки. Для этого у нас летали настоящие самолеты. И были частые отмены полетов. То есть огромная группа ждала, стояли одетые артисты, камеры были готовы, пиротехника заряжена, транспорт заправлен, а в последний момент — отмена. Так что сложностей было много. Были и аварийные посадки, когда снимали фоны — мы устанавливали на самолеты камеры, а для некоторых моделей это оказалось очень опасным, о чем мы не знали. Мы сталкивались с обледенением, с проблемами, когда самолеты шли слишком низко над взрывами, как-то была аварийная посадка в 100 метрах от съемочной группы. Много чего было...

— Съемки каждого фильма вызывают у вас подобные сложности или все зависит от контекста ленты и фильм о героизме требует героизма. Или все же каждый раз это настолько трудно?

— Не каждый. Это — мой самый технологически сложный фильм. К тому же было очень много приходящих факторов. Поймите, мы же не в Голливуде находимся, не сидим в Лос-Анджелесе, где снимается большинство лент с боями на самолетах, на вертолетах. Мы живем в Санкт-Петербурге: у нас тут и снегопады, и дожди, и штормы, и низкая облачность, и так далее по списку. Поэтому эта картина была экстремально сложной. К тому же требовала огромной подготовки. Плюс возведение аэродрома. Да и психологически, эмоционально это самая затратная и трудная моя картина.

— Когда я смотрела «Воздух», у меня возникло представление о музее-панораме: у вас каждое, даже эпизодическое лицо имеет в себе большое наполнение, в нем можно увидеть частную историю. Это было вашей целью — создать фильм-памятник? В картине действительно важен каждый эпизодический персонаж? Расскажите о панорамности.

— У нас была цель создать фильм в традициях русского военного кинематографа. Я вам скажу сейчас страшную вещь: у нас была цель забыть 95 процентов постсоветских фильмов, которые снимали о Великой Отечественной войне.

Мы хотели вернуться к очень внимательному отношению ко всему, что находится в кадре, к самим людям. Поэтому у нас иногда человек просто сидит, ничего не говорит, но мы этого человека могли искать месяц. А он только появляется в кадре примерно на 25 секунд. И таких историй очень много. Это первое. Второе — мы отказались от использования в массовых сценах статистов, людей, которые снимаются часто. Обращались к курсантам из академий, у нас в картине очень много девушек и молодых людей оттуда.

Мы действительно пытались создать панораму жизни во время Великой Отечественной войны — от партизанских отрядов до блокадного Ленинграда, сражений в Сталинграде и так далее. Наши героини, эти девочки, на протяжении нескольких лет войны проходят путь взросления, постижения мира, обретения умения любить, летать, обретения пилотажного мастерства. Эта же картина не напрямую «основана на реальных событиях». Действительно, были девушки, которые пилотировали и мужественно сражались. Но через судьбу женщин, и не просто женщин, а истребительниц, которые могли управлять самолетом, через судьбу этих летчиц мы постарались показать, через что прошли люди, чтобы добиться Победы.

В определенной степени, да, это панорама, поэтическое обобщение. И оно идет через максимальную детализированность всего, что появляется в кадре, начиная от художественного наполнения, которое Елена Окопная сперва изучала, затем создавала, и заканчивая вниманием к каждому лицу, к каждой фразе, к движениям камеры, к каждому фрагменту полета самолета... Мы хотели добиться в нашем кино, насколько это возможно сейчас, некой фотореалистичности. Ведь мы находимся в худших условиях, чем советский кинематограф, у которого был колоссальный запас подлинных костюмов, вещей того времени, людей, которые прошли войну и хорошо ее помнят, замечательных артистов-фронтовиков и так далее. Поэтому все, что в советском кинематографе было, нам приходилось создавать по новой, начиная с самолетов, хотя с ними и в советском кино были трудности.

Но вот, например, костюмы тех лет были утрачены. В значительной степени мы возвращали культуру детальности, документальности, культуру уважения к человеку, к лицам, к глазам, ко всему.

— По поводу артистов. Я знаю, что вы долго отбирали актеров на роли. И что вы работаете как с теми, у кого практически нет опыта в съемках, так и с мэтрами кино. Насколько отличается подход? С кем интереснее работать? Если ли у вас цель находить свежие лица или открывать заново известных актеров? Вообще, как строится ваше взаимодействие с артистами?

— Наше взаимодействие строится как диалог, как сотрудничество, как дружба, как совместное нахождение какой-то эмоциональности, правды. Вообще мне не важно, с кем работать, с известным актером или с неизвестным — к каждому мы относимся как к человеку, к нашему союзнику и соратнику.

— Я слышала, что некоторые режиссеры на пробах ведут разговоры о жизни, им важно совпадение мировоззрения. А для вас что главнее всего?

— Не знаю, как ведут себя наши режиссеры на пробах. Не хочу никого обидеть, но, мне кажется, зачастую многие вообще не понимают, что они делают и о чем говорят, если честно. Нам же важно, чтобы у артиста зазор между эмоцией и текстом был небольшим. Чтобы между репликой и душой не было грани ненужного расчета. Чтобы он верил в то, что делает, мог поверить в ситуацию, в предлагаемые обстоятельства, в историю. И чтобы он был предельно искренним. Это всегда видно. У нас система весьма проста, и она безотказно работает — монолог из Чехова. Человек читает монолог, и если он способен это сделать, то мы продолжаем дальше с ним разговаривать.

— Вы постоянно говорите «у нас». Хочется спросить о создании ваших киновселенных. С 2015 года художником-постановщиком на всех картинах выступает ваша жена Елена Окопная. Сосценаристом в этот раз вы взяли Елену Киселеву, которая писала многие сценарии с Андреем Кончаловским. Как выстраивается художественное пространство ваших фильмов, подбираются все эти компоненты: текст, визуальное решение?..

И за что в этом прежде всего отвечаете вы сами?

— Послушайте, я пытаюсь, чтобы при всех сложностях возникало некое сотворчество, синергия. Лена Окопная действительно всегда максимально погружается в материал и начинает каким-то необъяснимым образом, своим странным и талантливым разумом видеть очень точные детали, которые будут в костюмах, декорациях, реквизите, во всех предметах, наполняющих кадр, сопрягая все со своим тонким пониманием живописи. И она рисует, создает максимально детализированную, подробную, при этом художественно осмысленную вселенную. Я бы сказал так. А Лена Киселева — выдающийся сценарист. Она очень много привносит в сценарий, предлагает, мыслит…

— Я узнала, что следующую работу вы планируете снимать по биографии кого-то из первой половины прошлого века. Так понимаю, это примерно то же время, что и в «Воздухе». Верно? И вообще есть ли какая-то историческая эпоха, которая вам наиболее интересна, близка, к которой сейчас хочется обратиться, и почему?

— Да, о следующем проекте мы думаем, но я пока не буду о нем говорить. Я считаю, что можно сделать интересной любую эпоху, для этого ее просто надо полюбить. Ее надо понять во всей многогранности. Например, опять же, Елена Окопная предложила историю про художников в фильме «Довлатов». Я о них знал, но забыл… А ведь на самом деле, честно скажу, иногда достаточно провести два часа: прочитать хорошую книжку или послушать интересную лекцию, как вдруг абсолютно неожиданным образом можешь узнать какой-то факт, который не только сам достоин отдельного фильма, а который оказывается внезапным, глубоким и тянет за собой целый каскад нитей, расширяя историю. И ведь любая эпоха полна таких моментов, любая. Просто мне кажется, что в нее надо очень внимательно вглядеться, полюбить, и при наборе фактов она начинает расширяться, вовлекая тебя. Другое дело, что, к сожалению, иногда это физически сложно сделать, потому что есть давление съемок, всевозможных иных обстоятельств...

— С чего для вас начался «Воздух»? С какой-то сцены, идеи, мысли? С чего началась эта работа?

— С работы. Едва мы начали обсуждать эту идею, как тут же началась невероятно тяжелая работа: подбор фактов, попытки выстроить эмоциональную, в том числе женскую, историю, попытки понять, как нам это снимать. Мы очень долгое время думали, как снимать воздушные бои. Ведь это не так просто, как когда приходят и говорят: «А! Мы все нарисуем». Мы не хотели рисовать, а решили делать все честно, взаправду. Кроме технологических решений, конечно, потребовался целый набор сложнейших психологических, эмоциональных, актерских. Такая уж это история.

— То есть конкретного образа или мысли, или идеи, чего-то, что зацепило, не было?

— У профессора Дмитрия Лихачева есть фраза: «Чтобы научиться писать, надо писать!» Скажу так, чтобы что-то придумать, надо придумывать, чтобы найти, надо искать… Все это — просто вопрос внимания, некой самодисциплины, к сожалению, отнимающей у тебя годы жизни, и стремления находить решения. У нас иногда, знаете, 20 разных вариантов одного и того же кадра было на компьютере, а мы утверждали 25-й. Было много вариантов сценария. Я бесконечно переписывал режиссерский сценарий. Не знаю, сколько на него потратил времени: сидел и переписывал, переписывал и менял, менял и доделывал… К тому же мы только на монтаже сцен воздушных боев провели 150 дней, еще даже не самой картины. Мы хотели показать их так, чтобы была динамика и масса. И надо сказать, что за это никаких дополнительных денег я не получал.

Просто, понимаете, в нашем кино мне не нравится, что люди еще только начинают снимать фильм, а у них уже намечен следующий проект. И они подходят к работе так, что, мол: «На это мы потратим полгода жизни, а потом следующий. Новый с 5 октября, значит, этот надо завершить 20 сентября...» А каким фильм получился — не важно. Но так не работает! Так не может работать... Люди стали мыслить последовательностью фильмов и проектов. А мыслить надо одной картиной, которую ты должен пытаться максимально дожать, изо всех сил.

ФИЛЬМОГРАФИЯ

• Воздух (военная драма, 2023)
• Дело (драма, 2021)
• Довлатов (биография, 2018)
• Под электрическими облаками (драма, 2015)
• 5000 дней вперед (короткометражный, 2013)
• Из Токио (короткометражный, 2011)
• Короткое замыкание (мелодрама, 2009)
• Бумажный солдат (драма, 2008)
• Garpastum (драма, 2005)
• Последний поезд (военная драма, 2003) и другие

ДОСЬЕ

Алексей Алексеевич Герман родился 4 сентября 1976 года в Ленинграде в семье режиссера Алексея Германа и сценариста Светланы Кармалиты. Сперва отучился два курса на театроведа. После чего поступил на режиссерское отделение ВГИКа в мастерскую Сергея Соловьева и Валерия Рубинчика, окончил его в 2001 году.

В полнометражном кино дебютировал в 2003 году с лентой «Последний поезд», за которую получил Приз Луиджи де Лаурентиса на Венецианском фестивале и «Нику» как «Открытие года». У Алексея Алексеевича есть Серебряный лев за лучшую режиссерскую работу Венецианского кинофестиваля за фильм «Бумажный солдат», две «Ники» в номинации «Лучший режиссер» (за Garpastum и «Бумажного солдата») и множество других наград ведущих фестивалей мира. Сейчас в фильмографии режиссера 14 полнометражных и короткометражных работ.