Житинкин представил в Малом театре свою версию чеховской «Драмы на охоте»

Российский режиссер Андрей Житинкин представил в Малом театре свой взгляд на повесть Антона Чехова «Драма на охоте». Спектакль получил название «Мой нежный зверь». Подробнее о премьере — в материале «Вечерней Москвы».

Творческая вселенная режиссера на этот раз объединила литературу, кино и сцену. В своем спектакле Житинкин (он же автор инсценировки и музыкального сопровождения) соединил черты малоизвестной повести Чехова, популярного в свое время советского фильма Эмиля Лотяну «Мой ласковый и нежный зверь» и классические традиции репертуарного театра, которыми славится именно Малый театр. И во многом это произошло органично именно благодаря музыке, мелодиям, которые пронизывают всю ткань спектакля, сопровождая эмоции и поступки героев. А они все вокруг любви и предательства.

Напомним: почти все мужчины тут влюблены в одну героиню — юную Оленьку Скворцову (изящная Варвара Шаталова), чья жажда красивой жизни оказалась сильнее жажды любви. И не зря встреча ее со своей горькой судьбой в лице дворянина-следователя Камышева (статный Андрей Чернышов) сопровождается знаменитым вальсом Евгения Дога из фильма «Мой ласковый и нежный зверь». Помните эту знаменитую мелодию?

Но спектакль рифмуется с фильмом не только в этом. Герой Чернышова в некоторых сценах поразительно напоминает мимикой Олега Янковского, сыгравшего в фильме Лотяну ту же роковую роль. Просто дежавю какое-то. Это, конечно, не реинкарнация Янковского, хотя его флюиды явно летают по сцене. Одного взгляда или жеста мало даже у героя-любовника. Мы ведь в театре, причем Малом. С позолотой и лепниной. И условная реальность спектакля говорит о другом. Более символичном и при этом материальном. Сценография лаконична и выразительна при этом. Сцена как бы поделена условно на две части. Массивная мебель, шкафы, обеденный стол, тяжелое кресло с пятнистой шкурой коровы — материальный мир вещей со своей весьма звериной системой ценностей, обитель деградирующего дворянства.

А второй план как бы спрятан за прозрачным занавесом, который через дымку открывает зрителям то пространство эфира, откуда «мимолетным виденьем» появляется «наяда» Оленька в алом платье — стихию леса, природы, воздуха... Перейдя в тяжелый материальный мир, дочь лесника на глазах «заземляется», тяжелеет, становится такой же «дойной коровой» зла, как и другие обитатели этого дворянского «рая».

Так режиссеру удается срифмовать реалии позапрошлого века с сегодняшним днем. Ведь что нового? Чем отличаются метаморфозы героини от трансформации сегодняшних «Оленек», приезжающих из провинции в шумную столицу и превращающихся из невинных мотыльков в алчных волчиц, преследующих «олигархов-папочек»? Тот же сценарий, грустно говорит Житинкин, поправляя свои знаменитые очки.

— Время поменялось, но природа человека не меняется, — замечает режиссер. — Фраки, костюмы, свадьбы точно такие же, как и сегодня. Такие же бабочки. Иногда даже непонятно, когда происходит эта история: здесь и сейчас или когда-то давно.

А еще нам снова напомнят о проклятой русской болезни. Здесь герои без конца поднимают тосты, наливают и выпивают. Водочку, херес, коньячок. А потом удивляются, что кто-то рядом спился... Пьет Камышев. Пьет граф Корнеев. Наконец, дворянин Петр Урбенин (сочный Александр Клюквин) как законный муж Оленьки, надеявшийся осчастливить ее и своей шестидесятилетней любовью, и своими деньгами. Но героине, жадной до жизни, нужно больше, все и сразу — привет нашим провинциалкам ХХI века! И она добивается этого весьма легко, без всяких там дурацких угрызений. А то, что ее муж оказывается пьяницей в канаве — это уже не проблема экс-наяды.

Но не только раздутое эго героини — один из смыслов истории. Это еще и о том, куда могут завести женщину компромиссы, к которым, кстати, нас сегодня активно склоняют психологи. Вот компромисс героини — она пытается соединить и любовь, и деньги в одном флаконе, предлагая тайно встречаться с влюбленным в нее Камышевым, а на деньги мужа вылечить своего отца. Вроде разумно, никто не обижен. Но аппетит приходит во время еды, как известно. И когда в игру вступает еще один герой — сладострастник и пьяница граф Корнеев (Александр Вершинин), ставки в игре повышаются. И героиня, заглотив крючок соблазна, окончательно становится объектом купли-продажи, что невыносимо для Камышева.

И тогда неминуемо происходит чисто русское зверское убийство — от невозможности соединить в одном мужском организме, весьма пропитом, такие понятия, как любовь и деньги, любовь и предательство. По вине Камышева погибают два человека — Оленька и ее муж, угодивший за несовершенное убийство на каторгу. А потом уж, как водится, будет раскаяние у героя через литературное творчество — это уже отсыл к Достоевскому. Не меньше.

Тема соблазна и неизбежной расплаты — вот что интересует Чехова. И ему как тонкому «инженеру человеческих душ» удается показать духовную динамику героев. Причем в разные стороны. И Житинкин смог это наглядно передать. Герои в финале совсем не те, что в начале. Так, Камышева замучает совесть. Но он не выйдет с покаянием на перекресток, как Раскольников, а напишет повесть о своей любви и принесет ее в редакцию, где, прочитав ее, мудрый редактор (Валерий Афанасьев) к финалу превратится в прокурора.

— Нам хотелось сохранить главную идею Чехова — разложение человеческих душ, — говорит Андрей Чернышов. — Практически все персонажи спектакля отрицательные. Позитивный вроде Камышев становится абсолютно разложившейся личностью. А разлагает его любовь. Любовь, которая должна возвышать человека. Он влюбился в женщину, у которой приоритеты только материальные — актуальная во все времена тема. Но ведь у человека всегда есть выбор.

Спектакль «Мой нежный зверь» как раз об этом — о том, что выбор всегда есть. Выбор трезвого человека быть человеком, а не зверем, даже нежным и ласковым.